Но наши поиски ни к чему не привели, очевидно, хамелеон был хозяином своего слова, сам дал – сам и взял, когда понадобилось. А тут, конечно, не удержался – столько всего интересного вокруг.

– Говорила я тебе, – зловеще начала я, но Вадька выглядел таким несчастным, что я только рукой махнула.

Минут двадцать мы высматривали хамелеона среди экспонатов, пока наконец мне не показалось, что писец Аменемхет (Среднее царство) весьма игриво мне подмигнул. Я все правильно поняла, не стала обижаться на писца, осторожно сняла с его головы прохиндея Люцифера и отдала его Вадику, который тут же заворковал нежно вместо того, чтобы наказать паршивца. Хотя как можно наказать хамелеона?

* * *

Презентация закончилась, гости разъехались.

Под самый конец появился второй официант – тот, которого я в самом начале вывела из игры при помощи чашки кофе. Он был бледен и смущен, и с виноватым видом стал помогать своему напарнику собирать посуду и наводить порядок.

Игорь к этому времени предусмотрительно переоделся и смешался с толпой.

Наконец порядок был наведен, и старший официант подошел к Розе Витальевне с выжидающим выражением на лице. Она сделала вид, что не понимает, и тогда он прямо сказал, что ждет чаевых.

Роза огляделась по сторонам в поисках Азадовского – своих денег у нее не было, и в любом случае она не собиралась из своего кармана платить официантам.

– Анна, – проговорила она, поймав меня за локоть. – Ты не видела Арсения Павловича?

– Видела, минут двадцать назад. Кажется, он ушел к себе в кабинет.

– Будь добра, позови его. Нужно расплатиться с официантами.

Я кивнула и отправилась в кабинет директора.

Мне все еще трудно было называть его кабинетом Азадовского, ведь там столько времени работал Михаил Филаретович…

Я подошла к двери кабинета и постучала.

Мне никто не ответил.

Я постучала громче – и снова никакого результата…

Неужели он уже ушел, никого не предупредив? За деньгами побежал, Иуда?

Я на всякий случай подергала ручку двери… и она поддалась.

Дверь не была заперта.

Я толкнула ее, приоткрыла дверь и заглянула в кабинет:

– Арсений Павлович, вы здесь?

За столом его не было.

Странно… неужели он все же ушел – и оставил свой кабинет открытым? Это на него нисколько не похоже…

Я еще раз удивленно оглядела кабинет…

И вдруг заметила ботинок, валяющийся сбоку от стола.

Коричневый мужской ботинок, красивый, дорогой, аккуратно начищенный. Ну да, такие ботинки были на Азадовском во время сегодняшней презентации…

Теперь я вообще ничего не понимала.

Он что, ушел домой босиком? Или переобулся?

Я вошла в кабинет, подошла к столу, чтобы лучше разглядеть злополучный ботинок…

И тут я увидела Азадовского.

Он лежал на полу по другую сторону стола, в неудобной и неестественной позе. Одна нога была подтянута к животу, другая – вытянута, и вот на этой ноге не было ботинка, только черный носок. Выходит, ботинок свалился с ноги и отлетел в сторону…

Я тупо разглядывала босую ногу и ботинок, и в голове у меня медленно шевелились глупые, неуместные мысли о том, какие ботинки носит Азадовский и какие носки.

Все остальные мысли были как будто отгорожены крепко закрытой дверью – мне на сегодня и без того было слишком много потрясений.

Но все же эта дверь наконец распахнулась, и я решилась взглянуть на лицо Азадовского.

Лицо было перекошено, как будто он увидел что-то ужасное, на губах выступила пена…

А рядом с ним на полу валялся телефон.

Это мне что-то напомнило…

Ах, ну да – так же, в такой же позе домработница нашла мертвого Михаила Филаретовича. И тоже рядом с ним валялась телефонная трубка.

А чуть позже Алиса, протеже Азадовского, потеряла сознание, позвонив по загадочному номеру, который, как выяснилось, принадлежал «Белому лотосу»…

Я и сама позвонила по этому номеру и только чудом не пострадала… даже сейчас, только вспомнив тот голос, я почувствовала тошноту и головокружение…

И тут же я вспомнила подслушанный разговор Азадовского с Гуковским, человеком из «Белого лотоса».

Тот дал Азадовскому номер телефона, по которому должны были продиктовать номер банковского счета на предъявителя…

Как бы не так! Он наверняка дал Арсению Павловичу тот самый номер, по которому гипнотический голос произносил странные и страшные заклинания, заклинания, которые убили Михаила Филаретовича и лишили сознания Алису. Значит, жадность одолела Азадовского, не смог дождаться конца приема, вот и позвонил. А оттуда ему – слова разные непонятные, от которых человек запросто помереть может.

И вот теперь вопрос: Азадовский жив или уже умер?

Я не могла заставить себя прикоснуться к нему, чтобы проверить пульс. Вот не могла – и все!

В это время в дверях кабинета послышался встревоженный голос:

– Кто здесь?

Я обернулась. На пороге стояла Роза Витальевна.

– Анна, это ты? – проговорила она удивленно. – Что ты здесь делаешь? А где Арсений Павлович? Ты его не нашла? Там эти официанты нервничают…

– Роза Витальевна! – проговорила я, с трудом овладев голосом. – Посмотрите…

– На что? – Она двинулась ко мне, удивленная и встревоженная.

Я отступила в сторону, чтобы она могла увидеть Азадовского.

– Ох! – Роза попятилась, повернулась ко мне: – Что это с ним?

– Понятия не имею! Я вошла, а он лежит… не знаю даже, жив он или умер… я боюсь до него дотронуться!

Роза не побоялась. Она наклонилась, приложила пальцы к шее Азадовского, недолго послушала и кивнула:

– Пульс есть, хотя слабый… сердце, наверное… переволновался из-за презентации, он ведь только недавно стал директором… нужно срочно вызвать «Скорую»…

Она снова наклонилась, подняла телефон…

Но я коршуном набросилась на нее и выбила телефон из руки:

– Только не по этому!

Роза удивленно покосилась на меня:

– Ты думаешь? Ну, может, ты и права…

Она достала из сумочки свой мобильный телефон и вызвала «Скорую помощь».

* * *

В потайной комнате позади химчистки «Белый лотос», точнее, в зале заседаний, напоминающем актовый зал советских времен, собралось несколько десятков человек.

Все они были одеты как на праздник, и у всех было праздничное выражение лица, точнее, выражение предчувствия праздника – какое бывает у детей перед самым Новым годом, когда они ждут подарков и угощений.

Собравшиеся перешептывались и поглядывали на входную дверь.

Наконец эта дверь открылась, и в зал вошел, опираясь на резную трость, невысокий смуглый мужчина с широким лицом. На этот раз он был без бороды.

Его смуглое лицо сияло.

Он поднялся на трибуну и обвел присутствующих взглядом.

Все затихли.

Гуковский (будем называть его этим именем) откашлялся и проговорил:

– Братья! Соплеменники! Радостный день настал! Мы обрели бесценный артефакт,