Медленно ступаю в сторону – голова кружится, заставляя помещение двоиться, а тошнота щекочет горло. Люди вокруг… я их знаю.

Опускаю поднос на столик, обхватывая блюдце, на котором стоит чашка, и поднимаю взгляд. Меня разглядывают горящие зелёным глаза. Эту девушку я тоже знаю. Из белоснежных волосы стали серыми, кожа – будто мёртвая. Она, откинувшись на спинку стула, смотрит на меня так, будто её голову украшает венец. Рураль.

– Ваш кофе. – Мой голос дрожит, и это только веселит колдунью.

Когда я поднимаю чашку, блюдце дребезжит, а кофейная гладь покрывается рябью. Ставлю чашку на стол и хочу вернуться к Мише, как цепкие пальцы хватают меня за локоть, заставляя инстинктивно согнуться. Всё внутри сжимается под её пронзительным взглядом. Если бы Рураль сейчас заговорила… но она молчит. Кивает куда-то, и я поворачиваю голову. За одним из столиков сидят Агата и Элиот.

– Время – самый дорогой ресурс, Ваше Высочество. – Шёпот Рураль обжигает ухо, а последние слова пропитаны ядом. – Даже для тех, кто не считает прожитые годы.

Зажмуриваюсь и ощущаю новый приступ головной боли. Поднос выскальзывает из рук, с грохотом падая на пол; на звук никто не оборачивается. Машинально касаюсь лба. Всё смазывается, теряет чёткие формы. Когда земля начинает уходить из-под ног, вцепляюсь в край стола.

– Не заставляй меня ждать, иначе твои друзья заплатят высокую цену за промедление.

Желая закрепить свои слова, Рураль вновь указывает на Агату и Элиота. Улыбки пропадают с их лиц, а кожа приобретает болезненный оттенок. Они прижимают ладони ко рту. Их руки в крови, что особенно чётко выделяется на фоне светлой кофейни. Кашляя, Агата скатывается со стула, ударяясь о чёрно-белую плитку. Элиот с грохотом падает вслед за ней и уже не пытается встать.

Перевожу расфокусированный взгляд на Рураль, губы которой украшает одна из самых безумных улыбок, что я только видела. Её пальцы размыкаются на локте, но она и не думает меня отпускать. Поднимаясь со своего места, она вжимается ладонями в мою грудь и без промедления толкает.

Понимаю, что падаю, но не на плитку. В воду. В холодные воды озера.

Это угроза.

21 глава

Элиот

Под конец зимы на границу с Югом обрушиваются дожди – нередкое явление для этих мест, тем более в разгар холодов. По моим прогнозам он должен пройти за ночь, но в итоге не прекращается даже утром. Морось бьётся о гладь луж, на коже оседают капли, скатывающиеся за шиворот. Одежда становится влажной, неприятно липнет к телу и затрудняет передвижение, хотя наш темп и без того медленный – горная местность по большей части напоминает месиво из грязи, в котором застревают ноги. В моём родном Доме климат сухой, а потому влажность кажется почти что убийственной. Я не могу уснуть из-за шума дождя – его звук слишком непривычный, чужеродный, бьющий набатом по вискам.

Запрокидываю голову, ощущая, как мелкие капли обжигают холодом щёки. Взгляд упирается в грозовое, чернеющее с каждой секундой небо. Солнце нещадно пытается протолкнуть лучи сквозь густую темноту, но терпит поражение. Ветер усиливается. А если вспомнить события последних дней, это нагоняет жуткую тоску. Только сейчас я осознаю, насколько сильно скучаю по дому. Не по Подземному Городу, который, по сути дела, и заменил мне дом, а по родному. В моей памяти не осталось чётких картинок прошлого, но нос слишком хорошо помнит аромат пряных специй; кожа помнит поцелуи обжигающего солнца; уши помнят музыку – заводную, от которой тут же хочется броситься плясать; язык помнит вкус и остроту блюд. Прикрываю веки, заставляя тело нагреться до такой степени, что вода шипит, как сливочное масло на сковороде, при соприкосновении с моей кожей. Теперь я понимаю Селену.

Хочется проснуться под смех сестры, стягивающей меня за ноги с постели. Хочется увидеть на кухне отца и мать – их смазанные силуэты искрятся светом, выжигают на сетчатке острую необходимость вспомнить. Но со временем искажается даже образ сестры, с которой я провёл больше всего времени. Уже сейчас с трудом представляю черты её лица. Прошлое осталось в прошлом, настолько далеко, что почти не верится, как же давно это было. Если нам удастся уничтожить диктатуру Рураль, то всё равно ничего не будет как прежде; всё во мне кричит об этом.

Невольно смотрю на Селену, медленно выползающую из прогретой таверны в холод улицы. Она кутается в новый камзол и придерживает его дрожащими пальцами, отчего я не могу не улыбнуться: девушка выглядит заспанной. Довольно милая в своём очаровании, она протирает глаза, зевая, и разминает мышцы – ещё бы, сейчас только раннее утро, а мы вновь отправляемся в путь.

Не закрывай тучи неба, мы бы увидели, как солнце поднимается над горизонтом, освещая всё вокруг. Я сам кое-как заставил себя подняться с постели, что уж говорить о Селене. Она зевает не меньше восьми раз – и это только те разы, которые я успеваю сосчитать.

– Посмею сказать тебе доброе утро, – хмыкаю я, пряча руки в карманы камзола. – Надеюсь, что мы быстро доедем до границы. Ты, наверное, уже устала от холода.

– Думаю, мой организм так напитался холодом, что просто отвергает его. Можно сказать, у меня передозировка.

Улыбаюсь уголками губ, когда Селена вздрагивает ещё сильнее – лгать она совершенно не умеет. Киваю ей в сторону, и она лениво шагает вслед за мной, вновь зевая.

Погода не собирается улучшаться: об этом говорит тёмное небо, уходящее далеко за горизонт. Мне это не нравится; очередная попытка нас задержать. Приветствую жилистого старика, заботливо поглаживающего впряжённого в повозку коня.

Шон – человек, давно живущий на Востоке. Он собрал в себе все здешние черты: желтоватая кожа, тёмные волосы, раскосые, серые, как это небо, глаза. В отличие от своих родителей, Шон не обладает магией и с радостью помогает доставлять «наш» груз в Южные земли. Иногда даже шпионит на рынках Домов Огня и Воздуха, принося таким образом важные новости.

Упираясь носком сапога в выступ повозки, рывком взбираюсь наверх, после чего помогаю и Селене. Покачиваясь, она неуклюже падает рядом с мешками, накрывая голову капюшоном. Сегодня Шон повезёт ткани и куда более ценный груз. Я усаживаюсь около Селены, опираясь спиной о мешки, пока она с недовольным кряхтением пытается устроиться как можно удобнее. Благо Шон натянул тент над повозкой, чтобы мы не намокли под усиливающимся дождём.

– Как так получается, – вдруг тянет Селена, цепляясь за деревянный бортик, – что в каждом Доме своя погода? Сейчас, по твоим словам, конец зимы,