сломанной шее. Как будто не мог поверить, что возможно сломать ее не прикасаясь. Еще как возможно. Странно, что Войта это нисколько не испугало. Он выпрямился как раз тогда, когда Криденс отнял руки от Рая и встал.

– Все. Успокойся, Элвин, я…

Тут Войт сделал огромную глупость. Может, самую страшную в своей жизни – влепил Криденсу пощечину. И, сверкая глазами, воскликнул:

– Как ты посмел?!

– Не надо! – в ту же секунду вскрикнул я. – Не убивай его!

Держась за щеку, Криденс обернулся. Пришед-ший в себя Рай вцепился в меня как утопающий в соломинку.

– Почему? – спокойно поинтересовался Виета. Брызжущий слюной от ярости лорд, похоже, интересовал его не больше таракана.

Я сглотнул, обнимая Рая.

Потому что на защиту Войта бросятся гвардейцы. Странно, что они до сих пор этого не сделали, однако, если их господина поднимут в воздух и попытаются сломать шею – сделают.

Потому что тогда Криденс их убьет – пять человек! Потому что сам лорд пусть и мерзавец, но он живой, а жизнь бесценна.

Потому что хватит смертей, довольно. Но если бы я попытался объяснить это Криденсу, он в лицо бы мне рассмеялся и все бы сделал по-своему.

Тогда я выбрал причину, которую Ворон понял:

– Он родственник Повелительницы.

Криденс поднял брови и с интересом посмотрел на Войта.

– Неужели? Дальний, наверное? Похоже, не одному мне не повезло с родственниками.

А лорд Войт снова замолчал. И под насмешливым взглядом Ворона медленно, через силу опустился на колени. Ровно то же самое сделали следом за ним и гвардейцы. Я видел нити ментальной магии и думал, что лучше это, чем убийство.

Криденс улыбнулся – уж теперь-то, по его мнению, наступил порядок. Потом, мельком взглянув на Рая, сказал:

– Пойдем домой, Элвин.

– Куда? – вырвалось у меня.

Криденс протянул мне руку.

Руку. Мне. После печати, после приказов! Мир определенно сошел с ума. Все миры.

– У Повелительницы же здесь есть дом? Она сказала, что есть. Это она меня прислала. Идем?

– Элвин, кто это? – спросил Рай.

– Все хорошо, – шепнул я, помогая ему встать. – Сейчас мы вернемся в поместье принцессы.

Рай поднял голову и посмотрел на меня мутным от боли взглядом.

– Что ты, нас отсюда не выпустят.

– Выпустят. Держись за меня очень-очень крепко и закрой, пожалуйста, глаза. Хорошо? – Я дождался, пока Рай это сделает, и спросил у Криденса по-нуклийски: – Тебе нужен портал?

Ворон покачал головой и сжал в руке какой-то артефакт.

Особняк Шериады был тих и мрачен – как, впрочем, и всегда. Шериада не любит яркий свет. Никогда не видел, чтобы ее комнаты были как следует освещены. Ходят слухи, что Повелительница подчинила себе духов, обитающих в сумраке, поэтому и старается, чтобы в комнате было больше тени – дополнительная защита. Глупости: Сиренитти достаточно одного только желания, чтобы вызвать духа. Мне кажется, у нее просто что-то с глазами. При ее образе жизни королеве положено иметь целый букет хронических заболеваний.

Тишина, а точнее – одиночество (странно было идти по длинному коридору и не встретить ни одного слугу) пугали меня раньше, но после Арлисса я привык и совсем не удивился, когда к нам вышел только дворецкий – Алекс, без лакеев. Еще одна традиция: в Нуклии прислуживают люди, и волшебники стараются их не только не замечать, как делают и аристократы на Острове, но и вообще об их существовании забыть, в ход даже идут специальные скрывающие чары. Совсем недавно считалось, что один вид слуги-человека может оскорбить волшебника настолько, чтобы это могло стать причиной вызвать на дуэль хозяина этого слуги. Поэтому подчиняющие печати так популярны: кто-то же должен служить сильным магам, и к концу обучения в Арлиссе все они обзаводятся рабами-волшебниками. И поэтому до сих пор не изжила себя традиция отправить курьера-человека с вызовом, чтобы уж наверняка вывести оппонента из себя.

А я еще удивлялся, почему Ори меня боится!

Да, поэтому у Криденса не было камердинера: Ворон не успел никого подчинить, а слуга-человек оскорблял его чувство прекрасного.

– Добро пожаловать, господа. – Дворецкий-демон церемонно поклонился. – Миледи предупредила о вашем приезде и просила чувствовать себя как дома. Что я могу для вас сделать?

Рай покачнулся и сполз бы на пол, если бы я его не удержал. Криденс посмотрел на нас.

– Где здесь лаборатория?

Высший демон в роли дворецкого совершенно его не смутил. Неужели для Нуклия это в порядке вещей? Или это нормально для сумасшедшей Повелительницы, поэтому ее подданные не удивляются?

Алекс помедлил с ответом, прикрыв глаза. Наверняка мысленно общался с Шериадой за сотню миров отсюда. Высшие демоны на такое способны.

– Третий этаж, господин, вторая дверь слева. Позволь, я тебя провожу. Миледи просила сообщить, что там хороший запас готовых зелий.

– Отлично. – Криденс посмотрел на меня. – Элвин, твой брат, похоже, без сознания?

– Что? – Я не сразу понял, о ком он говорит. Потом посмотрел на обмякшего Рая и торопливо проверил дыхание.

– Дышит?

– Да. Почему?..

– Потому что тот волшебник был неумел. Не бойся, это не смертельно, раз дышит, – Криденс подхватил ноги Рая, пока я обнимал его за плечи. – Куда нести?

– Второй этаж. Первая дверь слева, – ответил я и скривился от головной боли. – А почему не магией?

– А ты позволишь? – удивился Криденс.

«С каких это пор ты спрашиваешь моего позволения?» – подумал я. Удивительно, какие мысли бродили в голове: я сам страдал от жестокой боли, Рай был без сознания, а думал я о Вороне. Что со мной не так?

– Конечно, нет.

– Тогда понесли.

Комната Рая нисколько не изменилась. А, собственно, почему она должна была меняться – за две-то недели? Это я успел влезть в нуклийскую политику по самые уши, поэтому мне кажется, будто прошел уже год.

Похоже, Рай тоже крепко влип в политику, только не Нуклия, а Острова. Не знаю, что хуже. Шериада, что ты с нами сделала? Зачем?

– Третий этаж? – деловито поинтересовался у дворецкого Криденс, когда мы уложили Рая на кровать.

Алекс кивнул.

– Идем, господин.

– Да, и обед… То есть ужин, – поправил сам себя Криденс, оглянувшись на окно без штор, за которым царила глубокая ночь. Впрочем, зимой на Острове темнеет рано, так что сейчас с равным успехом могло быть и семь, и десять вечера. А то и полночь.

Но вряд ли Рай остался бы во дворце так поздно.

– Я не голоден, – от головной боли меня тошнило, о еде противно было даже думать.

Криденс усмехнулся, но я заметил, что он встревожен. А может, мне это почудилось: с чего бы Виете тревожиться обо мне?

– Еще как