Шрифт:
Закладка:
— А вот и он, легок на помине.
Червонцеву почудилось что-то очень знакомое в облике приближающегося человека в светлом костюме. Походка, привычка высоко нести белокурую голову — все это он где-то уже видел. И вдруг Федор узнал его, своего замполита. Когда-то ему очень хотелось встретиться с ним, но думал ли, что встреча может произойти при таких обстоятельствах?
Червонцев поднялся было, чтобы сразу же уйти, но как объяснить все Наташе? И потому он был чрезвычайно благодарен парню, тоже, видимо, студенту, остановившему бывшего его замполита.
Наташа заметила беспокойство Федора, увидела, как внезапно побледнел он, но спрашивать ничего не стала. Объяснил он сам.
— Меня не надо с ним знакомить. Это мой бывший замполит. Человек достойный. Я поздравляю тебя, Наташа.
— Ты что — уходишь?
— Да. Извини, но лучше встретимся как-нибудь в другой раз… — Наташа не стала его задерживать.
ЕФРЕЙТОР СИЗОВ
И ЕГО ТОВАРИЩИ
Василий Кудинов спросонья не понял, что произошло, не понял даже при истошном крике: «Воздух!». Лишь когда раздвинулись двери товарняка и он вместе со всеми скатился с насыпи, стало ясно: снова бомбежка. Натыкаясь друг на друга, солдаты бежали в темень, подальше от состава. Залегли на душистом лугу. Высоко в небе надрывно урчали немецкие самолеты. Недалеко, по ходу поезда, снова заухали бомбы, озлобленно залаяли зенитки. Взрывы заметно приближались. Тревожнее забилось сердце, тело все плотнее прижималось к земле.
Забрезжил рассвет.
Словно летучие мыши, испугались бомбардировщики наступающего утра. Они затихли, удаляясь. Удовлетворенно замолкли зенитки.
Паровоз протяжно засвистел. «По вагонам!» — донеслась команда. И на лугу, по обеим сторонам насыпи, зачернели фигурки.
— Мельниченко, где Мельниченко? — допытывался старший вагона, когда после переклички не досчитались ефрейтора.
Старший отвечал за каждого, кто был приписан к вагону, и потому он приказал первым, кто попался на глаза:
— Кудинов и ты, Сизов! Одна нога здесь, другая — там. Поищите, уснул, наверное, поганец.
Солдаты выскочили из товарняка и стали внимательно осматривать луг. Покричали. Мельниченко не отзывался.
— Пойдем назад, — сказал Василий Кудинов. — Он не иголка, а луг — не стог сена. Может, перепутал вагоны…
Протяжнее засигналил паровоз. Ефрейторы заторопились к составу. Метров сто отделяло их от поезда, когда звякнули буфера и застучали по рельсам колеса, вначале медленно, потом все быстрее и быстрее. Обозленные и растерянные, остановились они, поняв, что поезда им не догнать, что отстали от своей команды. Ефрейторы огорченно смотрели друг на друга, словно спрашивая: «Что делать будем?»
— По-моему, впереди станция, — предположил Сизов. — Немцы бомбили ее. Пойдем. Может, там состав задержится, и мы успеем к своим шинелям и вещмешкам.
— Да, нескладно получилось, — вышагивая по шпалам, горевал Василий Кудинов.
Последние события властно нарушили размеренный ритм жизни. Разве мог Василий три дня назад, когда уходил по увольнительной в город, предположить, что окажется здесь, недалеко от фронта и за тысячу километров от полковых казарм, где шесть месяцев — с конца января до начала августа — топал строевым, ползал по-пластунски, привычно колол штыком измызганные чучела, шваброй драил до желтого блеска полы в коридоре и под нарами.
Но главное, ради чего солдаты полгода нелегкой войны сидели в глубоком тылу на нежирных харчах, были «максимы». Так называли станковые пулеметы. Их изучили назубок — могли разобрать и собрать с завязанными глазами. Иначе какой ты командир расчета, если пулемет как следует не знаешь?!
Кудинов спешил по шпалам за Сизовым и с досадой думал о том, что рвались на фронт, как одержимые, а вот теперь отстали от товарищей.
* * *
Догнать состав им было не суждено. Недалеко от станционных построек друзей остановили младший сержант и солдат, вооруженные автоматами. У обоих погоны в зеленых окантовках.
— Ваши документы, — привычно козырнув, потребовал младший сержант.
Кудинов и Сизов достали из нагрудных карманов служебные книжки. Когда младший сержант внимательно изучал документы, боец стоял поодаль, метрах в шести, с автоматом наготове.
— Куда идете?
— Туда, где, слышите, гудит.
Все утро отчетливо доносилась беспрестанная артиллерийская канонада.
— Нас везли к фронту. А мы от своего взвода отстали, — вмешался в разговор Кудинов.
— Не по своей воле отстали, — добавил Сизов и пояснил, как все было.
— Так-так, — неопределенно и, как показалось Кудинову, многозначительно протянул мосластый, с впалой грудью младший сержант. Он был настолько раскос, что со стороны казалось: левый глаз впился в Кудинова, правый — в Сизова. — Всякое бывает. Придется вам пойти с нами. На станции никакого эшелона нет.
Ефрейторы пожали плечами, как бы соглашаясь. «Мол, с вами, так с вами. Не все ли равно, куда идти, раз от эшелона отстали. Жаль, что нет ни шинелей, ни рюкзаков».
Однако друзья здорово огорчились, когда им предложили войти в тесную и сумрачную землянку, заперли снаружи на замок.
— И часового приставили, — подсмотрел в подслеповатое окошечко Леонид. — Вот те раз, дожили. Как преступников.
— И все из-за Мельниченко, — зло перекусив соломинку, сказал Василий. Он опустился на мятую-перемятую солому и дернул за ногу Сизова. — Ложись. Свет застишь.
— Уж не письмо ли своей Аньке собрался писать? Самое время. Мол, так и так, нахожусь на передовой и напеваю «Бьется в тесной печурке огонь»…
— Не остри. И без тебя тошно.
— Вот я и хочу понять: в чем мы провинились? — недоумевал Сизов, со злостью приминая солому.
Солнечный луч наискосок прорезал мглу землянки.
— Что тут понимать? И так все ясно. За дезертиров нас приняли.
Кудинов был недалек от истины. В принфронтовой полосе их задержал наряд одной из пограничных застав. И в то время, когда запертые в землянке ефрейторы сердились и недоумевали, их чистенькие, не затертые еще солдатские книжки лежали на столе перед начальником заставы лейтенантом Макеевым. Старший наряда младший сержант Еременко уже доложил, при каких обстоятельствах задержал ефрейторов.
— Отстали от эшелона, говоришь?
— Они так уверяют, товарищ лейтенант.
— А ты что думаешь?
— Вполне возможно. Перед рассветом-то фрицы бомбили нас.
— Это они могли видеть со стороны.
— Рано на рассвете эшелон миновал станцию.
— И это они могли видеть со стороны, — не сдавался офицер.
— Тогда выход один: запросить, куда шел эшелон и было
