Инголю, младшему брату Инхвана, наоборот, все очень даже нравилось. Особенно когда каждый вечер новый глава управы, надев свой хорошо отглаженный европейский костюм, приходил к ним домой и вел долгие беседы с их отцом. Иногда к ним присоединялся и дедушка. Каждый раз, когда он входил в комнату, глава управы краснел, сцеплял пальцы рук и слегка склонял голову, отчего его поза выглядела более почтительной, но неудобной, поэтому дедушка, видя это, предлагал ему расслабиться и сесть поудобнее. Однако деревенский голова, отвечая: «Да, да, да», – позы не менял. Дедушка, большим пальцем набивая в трубку табак, вступал в разговор, походивший больше на наставления:

– Давно уже надо было перенести могилу нашего предка из Посудон.

– Да, да, вы правы, – уважительно отвечал глава управы и, вытирая рукой пот со лба, продолжал: – К сожалению, пока я так занят, что вздохнуть некогда…

Какое-то время дедушка смотрел на собеседника в упор, потом отводил глаза в сторону и несколько раз кивал головой в знак того, что он все понимает. Наблюдая за разговором из своего угла, Инголь начинал дедом гордиться, и в такие моменты ему очень хотелось подойти к нему и обнять. Но если обычно дед этому радовался, то при госте сердился и называл внука невоспитанным мальчишкой. Инголь тогда обижался и выходил из комнаты. Однако, когда на следующий день глава управы с гордым видом ходил по деревне, Инголю было смешно на него смотреть: знали бы люди, как уничижительно ведет он себя перед его дедом.

Сейчас, когда жители деревни собирались у дерева, глава управы, как всегда, с солидным видом стоял среди людей, а Квансок, как всегда, с раздражением ворчал, почему народ собирается так медленно.

Жена Инхвана, слушая разговоры женщин, краем глаза смотрела на студенток, как будто только они были ей интересны. Студенток было всего лишь три. Все они подражали ей – с кого еще они могли здесь брать пример. При этом, глядя на этих молодых девушек, она подумала, что и сама уже не молода и скоро придется уступить им свое место.

Молодые парни, друзья Квансока, стоя поодаль от старших, громко разговаривали друг с другом. Иногда поглядывали в сторону жены Инхвана. У них была своя тема для разговора. Они говорили о том, что надо купить футбольный мяч, расчистить площадку для поля и создать лучшую в округе футбольную команду. Чтобы все это осуществить, прежде всего надо решить финансовую проблему, что может сделать Квансок, обратившись за помощью к главе управы. Квансок тоже иногда бросал взгляды в сторону компании и то кивал головой, то ухмылялся, словно знал, о чем они говорили, и даже махал рукой, словно хотел сказать, что сможет решить все проблемы. При этом время от времени он пугливо поглядывал на жену Инхвана, стараясь скрыть несвойственную ему стеснительность.

Фотограф, которого Квансок с трудом уговорил приехать в деревню, наконец появился. Его неухоженное лицо было все в прыщах. Он очень долго готовился, словно не так уж хорошо разбирался в своем деле. Собравшийся народ, возможно, устав от ожидания, бросал на Квансока откровенные взгляды, в которых читался немой вопрос: «Ну что там еще случилось?» Квансок, продолжая тихонько ворчать: «От меня вам что надо?», – делал недовольный жест рукой и смачно сплевывал.

– Что так долго?

Стоя к фотографу боком и засунув одну руку в карман брюк, Квансок время от времени недовольно спрашивал его. Тот, истекая потом, мямлил:

– Ну, потерпите еще немного.

Как раз когда фотограф не без труда все подготовил, сняв очки, подошел Инхван и аккуратно прислонился к дереву. Он был одет в черный пиджак и белые брюки. В этот момент все сразу умолкли и, в общем, без видимой причины подумали, что в последнее время отношения между Инхваном и его женой, видимо, испортились – по сравнению с женой Инхван выглядел таким бледным, как человек, у которого пропало всякое желание жить. Квансок, увидев Инхвана, слегка улыбнулся и кивнул ему головой. В ответ Инхван тоже кивнул, не выразив при этом никаких эмоций, снова достал носовой платок и протер им стекла очков. Стоявшая среди женщин жена Инхвана посмотрела на мужа и слегка нахмурилась. В этот момент Тучхан, который с безразличным видом издалека наблюдал за женщинами, отвел глаза и посмотрел на видневшиеся вдали горы.

Надо было разделиться на группы по восемь человек. Понятно, что старики группировались со стариками, женщины с женщинами, молодежь – между собой. На это тоже ушло много времени. Когда стали фотографироваться, Квансок, как всегда шумно, руководил этим процессом:

– Вы, бабуля, встаньте так. Так, хорошо. И вы тоже просто так стойте, не шевелитесь. Ну как обычно. О, вот правильно, правильно. Теперь не двигайтесь. Тихо, тихо. Все, готово!

Женщины, прикрыв рот рукой, смеялись. Жена Квансока, одетая в желтую кофточку, покраснела от смущения, но тоже засмеялась. Когда их глаза встретились, Квансок с гордым видом отвел взгляд в сторону. Но как только настала его очередь, все снова засмеялись: заложив руки за спину, растянув губы в линеечку, Квансок, как столб, встал рядом с главой управы.

Вскорости Квансок с какой-то папкой под мышкой грохоча мчался на велосипеде в город. На выезде из деревни он столкнулся с Тучханом, который стоял, засунув руки в карманы темно-зеленой куртки. С явной неприязнью, светившейся в глазах, он спросил:

– Ты куда?

– В город, – несколько смущенно ответил Квансок.

– Зачем?

– Откуда мне знать, зачем вызывают, я и без того занят по горло.

Тучхан был начальником инспекционного отдела молодежной организации Кореи, но к делам деревни особого энтузиазма не проявлял. Вразвалку расхаживал по деревне, иногда заходя на скотный двор, где, достав маленькое зеркальце, выдавливал на лице прыщи. (Тучхан втайне был влюблен в жену Инхвана.) Изредка, правда, но без особого интереса он спрашивал людей о делах Квансока, который слишком часто ездил в город. Так он хотел показать всем, что все-таки интересуется делами деревни, и, когда Квансок возвращался из города, Тучхан требовательным тоном расспрашивал его о новостях. При этом в его голосе обычно чувствовалась некая внушительность, давившая на Квансока, но иногда он просто ухмылялся, глядя на напомаженные маслом волосы друга, который всегда в такие моменты краснел и очень смущался. Все дело было в том, что шумный, безалаберный Квансок постоянно ощущал превосходство Тучхана, поэтому при людях он, по возможности, старался избегать общения с ним. Если же этого