Шрифт:
Закладка:
— Что на ней было?
— Он так и не показал. Ни Жану-Люку, ни мне. Надеялся, скорее всего, что её на выставку примут. Ну, на этот Салон Бунтующих. Придурочное название… Но он пропал ещё до того, как выставка началась. И картину так и не сдал туда, насколько я поняла. Ну, по крайней мере, его приятели так сказали…
— То есть картина тоже пропала?
— Ну да, а я вам о чём?
Стэн задумался. Что имеем? Эрик написал картину, с которой надеялся блеснуть перед публикой. Но в салоне так и не поучаствовал. Саму картину никто не видел, кроме него. Хотя этот момент надо бы уточнить…
— Вы сказали, свою работу он не показывал. Но дверь-то открыта? Тот же Жан-Люк мог зайти, пока соседа не было дома. Да и любой из гостей — вот как я сейчас.
— Он с этой картиной быстро управился. Буквально за день, по-моему. А потом унёс её и больше не появлялся.
— Но куда именно унёс, вы не знаете?
— Слушайте, сколько можно талдычить одно и то же? Чего вы ко мне пристали?
Она раздавила окурок в пепельнице, стоявшей на подоконнике, и вышла из комнаты. Стэн, проводив её взглядом, снова шагнул к столу. Ещё раз пересмотрел все бумаги, но ничего полезного не нашёл.
Выглянул в пустой коридор. В торце, напротив входной двери, помещался платяной шкаф — его, очевидно, использовали совместно оба жильца. Стэн подошёл к нему, стараясь ступать потише, отворил створку. Тоже ничего примечательного. Одежда — на вешалках, стопка белья — на полке вверху. Гардероб, мягко говоря, небогатый…
Да и вообще, если бы здесь хранилось что-нибудь ценное и секретное, Жан-Люк не дрых бы у себя в комнате.
Стэн покинул квартиру и спустился по лестнице.
Закусочная «У Януша» манила чистыми окнами и аппетитной вывеской (поджаренная сарделька на блюдце). Внутри не наблюдалось столпотворения. Единственный посетитель — ровесник Жана-Люка на вид — сидел, ссутулившись над кофейной чашкой.
Столы выстраивались в один длинный ряд — вдоль окон и параллельно стойке. В простенках висели пейзажи и натюрморты, небольшие и без претензий на революцию в жанре. Мягкие краски, аккуратные линии. Голодные художники, видимо, отрабатывали обеды, съеденные до этого в долг.
Пахло свежими гренками.
Хозяин, кряжистый и усатый, кивнул Стэну из-за стойки:
— Доброе утро, мистер. Завтрак вам бы не помешал, я думаю?
— Вы просто мысли читаете.
— Яичницу с беконом?
— Самое то.
— Будет через пару минут. И кофе?
— Чёрный без сахара, если можно.
Стэн не спешил уходить за стол. Януш не удивился — смотрел спокойно и выжидающе.
— Что-то негусто у вас народу, — заметил Стэн. — Как же так? Заведение симпатичное, это сразу заметно.
— Рано ещё, — ответил хозяин. — Ближе к полудню начнут подтягиваться. А пока, можно сказать, у нас ещё ночь, хоть вроде и рассвело. Ну, вы понимаете, мистер.
— Понимаю, дрыхнет народ. Публика своеобразная тут, я уже заметил. Я им где-то даже завидую. Сам бы тоже спал до обеда, но не судьба.
Хозяин поставил перед ним чашку с кофе. Стэн отхлебнул, кивнул одобрительно. Обжигающе-бодрящая горечь ненадолго примирила с действительностью.
— Говорят, — сказал Стэн, — вы тут знаете всех и каждого. Уважают вас.
— Перехваливают, — ответил хозяин. — Хотя стараюсь, чего уж.
— А мне вот сегодня не повезло. Зашёл к одному жильцу, а сосед руками разводит — нет его, говорит. Несколько дней уже. И где искать — непонятно. Это я про Эрика. Из мансарды который.
— А вы с ним, значит, друзья?
— Да не то чтобы очень. Знаете, не хочу вам сказки рассказывать. Вы человек проницательный — раскусите сразу. Меня его сестра наняла. Эмили — она, может, тоже к вам заходила. Ищет брата, волнуется.
Хозяин задумчиво пожевал губами:
— Эмили — хорошая девочка. Волнуется, это точно. Даже обидно — не могу ей ничего подсказать.
В его интонации был намёк, и Стэн уточнил:
— Ей — не можете, ладно. А мне, к примеру?
— Дело такое, мистер, — медленно сказал Януш. — Куда Эрик подевался — не знаю, тут уж не обессудьте. Может, загулял просто — дело молодое, бывает. Вот только не нравилось мне в последнее время, в какую сторону его тянет.
— Это в каком же смысле?
— Где-то в конце прошлого месяца сидел он тут с одним типом. Втолковывали что-то друг другу. И вроде всё прилично, без лая. Но тип этот, я вам скажу, непростой. Хотя, конечно, не моё дело — я Эрику не отец и не нянька…
— И всё-таки, — сказал Стэн. — Чем этот тип непрост?
Официантка принесла из кухни глазунью — выпуклые желтки, поджаристый ароматный бекон. Стэн проглотил слюну. Хозяин сказал:
— Приятного аппетита. Подкрепляйтесь, мистер, силы вам пригодятся. Знаю вашу породу. Каждый день беготня сплошная, ведь так? Ну а вечером — сходите, что ли, развейтесь. Клуб «Жёлтый глаз» рискну посоветовать. Возле моста — слыхали, наверно? Бойкое место. Но непростое, да.
Януш отвернулся и отошёл на пару шагов, давая понять, что разговор окончен. Стэн, обдумав услышанное, сказал:
— Благодарю за совет. И за завтрак тоже. Сколько с меня?
— Семь восемьдесят.
— Вот, держите десятку. Сдачи не надо.
Он положил на стойку купюру с двумя разновеликими лунами и перенёс тарелку на стол. Подумав, сходил ещё к газетному автомату. Бросил монету в прорезь, потянул за рычаг и вытащил свежий номер «Курьера».
Поедая глазунью, он косился на титульную страницу. Центральное место там занимал обещанный вчера репортаж. Заголовок гласил: «Распад не остановить». Присутствовало огромное фото — здание мэрии, снятое откуда-то сверху. В крыше зияла внушительная дыра, и сквозь неё виднелось нечто малопонятное, похожее на расплющенного ежа. Иголки-штыри торчали, тускло поблёскивая. Выглядело это отталкивающе, хотя подробности смазывались — снимок вышел не очень чётким.
Как пояснялось в статье, снимали с легкомоторного самолёта, арендованного газетчиками. Имя фотографа ничего не сказало Стэну — из новеньких, очевидно. Авторами же текста значились двое — Дабл-Ю-Эйч из команды Зануды Джека и Кира Вишниц, скандальная репортёрша «Курьера». Ну, кто бы сомневался…
Авторы подводили к тому, что
