еще в детстве и только усугублялось по мере взросления, как потому, что у него появлялось больше денег, так и потому, что все больше дилеров были готовы иметь с ним дело, как только он стал выглядеть взрослее.

Ричард почти перестал посещать школу и проводил все больше и больше времени в состоянии алкогольного опьянения или под воздействием наркотиков. В 1955 году, в возрасте 13 лет, его арестовали в первый раз. Когда он слишком много выпивал или принимал какую-нибудь новую таблетку, отправлявшую его в волшебное путешествие, которое он хотел пережить в одиночестве, Ричард часто вламывался в недостроенные жилые комплексы, разбросанные по Восточному Далласу, и использовал их в качестве убежища. Его арестовали в 1955 году за незаконное проникновение на частную территорию во время одной из его дневных прогулок на заброшенном строительном объекте, но это был лишь первый случай из многих. В последующие годы Ричарда арестовывали почти за все мелкие правонарушения, которые только могла вообразить местная полиция.

Его лицо было известно каждому патрульному, и всякий раз, когда совершалось какое-нибудь мелкое преступление, все, что нужно было делать, – это прогуляться по заброшенным домам, пока они не замечали его в нетрезвом состоянии или попытках потратить пригоршни своих неправедно нажитых денег.

Его послужной список увеличивался с каждым днем – единственный реальный рост, который происходил в жизни мальчика. Он по-прежнему время от времени посещал школу по просьбе матери. Хотя он потерял к ней уважение после ее бракосочетания с Карлом, она все еще имела над ним власть, которой завидовали многие другие родители в городе. Если у кого-то когда-либо возникали проблемы с молодым преступником, все, что требовалось, – это сказать пару слов его матери, и он, пристыженный, приползал извиняться. Его успеваемость не улучшилась из-за алкоголя, и в восьмом классе он был вынужден остаться на второй год, в немалой степени потому, что страх перед публичными выступлениями достиг апогея в тот момент, когда одноклассницы начали превращаться из девочек в девушек. Внутреннее напряжение, которое всегда сопровождало его отношения с женщинами, достигло максимума, когда к этому добавился прилив подростковых гормонов. Он перешел от отвращения и обиды на женское внимание к его отчаянной жажде по причинам, которым у него все еще не было никакого рационального объяснения. Он ходил за девушками по пятам, пялясь на них, но любая попытка вовлечь Ричарда в разговор приводила к тому, что он убегал, краснея от смущения. В то самое время, когда он все больше зацикливался на девушках, его тело, казалось, взбунтовалось, а лицо покрылось прыщами. Антисанитарные условия жизни в его доме, ужасное питание и некоторое невезение с генетикой привели к тому, что все лицо было покрыто прыщами и фурункулами на протяжении большей части подросткового возраста. Но и после того как состояние кожи начало улучшаться, его лицо навсегда осталось обезображено шрамами от угревой сыпи.

Даже общение с сестрой дома становилось для него трудным. В кишащей тараканами квартире было очень мало места для уединения, и он обнаружил, что чувствует влечение к Кэролин. Он не понимал социальных табу, призванных удерживать его подальше от нее, а любая мораль, которая могла бы обуздывать нездоровый интерес, была выбита из него ударом молотка много лет назад. Он никогда не поддавался ни одному из сбивающих с толку импульсов, которые пробуждало в нем пребывание в непосредственной близости от его сестры-подростка. Его страха перед противоположным полом все еще было достаточно, чтобы Ричард не перешел к активным действиям. Но из-за растущего сексуального влечения даже единственная отдушина – общение с сестрой, которым он всегда наслаждался, – теперь исчезла.

Осенью 1957 года Ричард поступил в старшую техническую школу Крозье в Далласе. Это должно было стать новым началом для мальчика, шансом пообщаться с детьми своего возраста, которые еще ничего не знали о его странностях. Но это событие показало, что он вряд ли когда-то заживет нормальной жизнью. В то время как в средней школе были только рады переводить мальчика из класса в класс, если он проявлял хотя бы малейшие способности, порядки в старшей школе были значительно строже. К концу первого года обучения Ричард полностью завалил все школьные предметы. Вместо того чтобы вернуться и попытаться еще раз, 16-летний одиночка навсегда порвал с образованием и отправился в мир зарабатывать деньги.

За этим последовали череда арестов за различные мелкие кражи, пьянство и хулиганство, хранение наркотиков и развивающаяся привычка местной полиции наведываться к нему домой всякий раз, когда совершалось какое-либо преступление, просто на тот случай, если он как-то замешан в деле.

Когда Ричард оказывался в комнате для допросов, он рассказывал полицейским все, что они хотели знать. Как будто он не знал, что должен лгать о своей преступной деятельности. Казалось, он почти радовался, что ему было с кем поговорить.

В течение трех лет Ричард слонялся по Далласу, создавая проблемы себе и всем, кто попадался ему на пути, официально все еще живя с отчимом и Мэри. В основном он проводил дни и ночи на улицах в поисках следующего способа избавления от постоянного напряжения, которое, казалось, начинало преследовать его каждый день в момент пробуждения.

О любом другом мальчике можно было бы сказать, что он попал в дурную компанию, но правда заключалась в том, что Ричард был ядовитым семенем для любой социальной группы, достаточно глупой, чтобы принять его. Даже среди других мелких преступников его тихо презирали, а наркоманы и алкоголики Далласа и в лучшие времена были не самыми приятными людьми. И все же кому-то он, должно быть, нравился, потому что за эти три года кто-то потратил время и силы, чтобы сделать татуировку по всему его предплечью со словами «Рожден, чтоб адом сделать жизнь».

Ричард был на пути к саморазрушению, и если бы за эти три года ничего не изменилось, вполне вероятно, что его криминальная карьера свелась бы не более чем к мелкому воровству и ранней смерти в холодных объятиях тяжелых наркотиков. Но перемены, произошедшие с мальчиком, не остались полностью незамеченными. Его мать была в отчаянии, а игнорируемая сестра умоляла привести свою жизнь в порядок. Однако ни у кого из них не хватало сил вернуть его домой. В центре этой семьи все еще была гноящаяся рана, которая никак не заживала, и звали ее Карл Линдберг.

По странному стечению обстоятельств на самом деле именно Карл спас Ричарда от бесславного конца, хоть, конечно, и не преднамеренно. Карл все больше разочаровывался в своей новой жене