Через полминуты Келли поднял голову и заморгал, бессмысленно озираясь по сторонам, потом посмотрел на секунданта и хрипло пробормотал:

– Что это стряслось? Потолок обвалился, что ли?

Глава IV

После победы над Келли, хотя все и считали ее случайностью, Пат встретился с Руфом Мейсоном. Встреча произошла через три недели, и публика Сиерра-клуба даже не успела разглядеть, что в сущности произошло. Руф Мейсон был тяжеловес, прославившийся в своем кругу ловкостью и хитростью. Когда прозвучал первый гонг, противники встретились посреди ринга. Оба не торопились. Ни одного удара – они кружили друг около друга, согнув руки в локтях, так близко, что их перчатки почти соприкасались. Это продолжалось секунд пять. И вдруг что-то случилось, да так быстро, что из ста присутствующих, быть может, понял только один. Руф Мейсон сделал ложный выпад правой. Выпад, очевидно, был не совсем ложный, скорее это была угроза, предвещавшая атаку. Вот в этот момент Пат пустил в ход свой удар. Бойцы стояли так близко, что кулак Пата прошел не больше восьми дюймов. Короткий прямой толчок левой от плеча – вот и все. Удар пришелся прямо в подбородок, и обалдевшая публика увидела только, как у Руфа Мейсона подкосились ноги и он упал на пол. Но судья понял все и стал быстро считать секунды. И снова Пат отнес своего противника на его место; и прошло чуть ли не десять минут, пока Руф Мейсон, к великому удивлению недоумевающих, растерянных зрителей, смог двинуться при поддержке секундантов по проходу к себе в уборную, согнувшись в три погибели, вращая остекленелыми глазами и не разгибая колен.

– Теперь я понимаю, почему Келли решил, что на него обвалился потолок, – заявил Мейсон репортеру.

Но после того как Пузан-Коллинз был выбит с ринга на двенадцатой секунде пятнадцатираундового матча, Стюбнеру пришлось поговорить с Патом.

– Знаешь, как тебя называют? – спросил он.

Пат пожал плечами.

– Глендон-Вышибала.

Пат вежливо усмехнулся. Его совершенно не интересовало, какие ему дают прозвища. Ему надо было выполнить определенную задачу, прежде чем, удастся вернуться в любимые горы, и он равнодушно делал то, что положено.

– А так нельзя, – менеджер многозначительно покачал головой. – Не годится вышибать противника так быстро. Надо дать ему больше возможностей, больше времени.

– А для чего же я дерусь? – удивился Пат.

Стюбнер снова покачал головой.

– Пойми, в чем дело, Пат. В боксе надо быть человеком широким, великодушным. Зачем обижать других боксеров? И по отношению к публике это нечестно. Они хотят побольше видеть за свои деньги. Да, кроме того, с тобой никто не захочет драться. Ты всех распугаешь. И разве соберешь публику на десятисекундный бой? Сам посуди: разве ты стал бы платить доллар, а то и пять, чтобы десять секунд смотреть на бокс?

Этот довод убедил Пата, и он пообещал, что в будущем публика за свои деньги сможет смотреть на бой подольше, хотя добавил, что он лично предпочел бы пойти на рыбную ловлю, чем сидеть и глазеть на сто раундов бокса.

И все же Пат ничего путного еще не добился. Завсегдатаи бокса только смеялись, когда слышали его имя. Сразу вспоминались его нелепые победы и ядовитое замечание Келли насчет обвала потолка. Никто не знал, как он умеет драться, его не видели в бою. Какое у него дыхание, какая выдержка, как он сможет выстоять против сильных, грубых противников в долгих, изматывающих схватках. Пока знали только, что у него отличный удар и что ему отчаянно, непростительно везет.

В такой обстановке и было организовано четвертое выступление Пата – встреча с португальцем Питом Cocco, боксером, бывшим мясником, который славился на ринге больше всего тем, что выкидывал неожиданные трюки. К этому бою Пат не тренировался. Ему пришлось срочно поехать в горы и с болью в душе похоронить отца. Видно, старик знал, что сердце у него выдержит недолго; оно и остановилось сразу, как часы.

Пат-младший едва поспел в Сан-Франциско к самому началу матча, так что ему пришлось прямо с поезда идти переодеваться для боя, да и то публика ждала минут десять.

– Помни же, дай ему возможность подраться, – предупредил Стюбнер, когда Пат нырнул под канат. – Поиграй с ним всерьез десять, а то и двенадцать раундов, а потом бери его!

Пат послушно выполнил указание. И хотя ему было бы очень легко нокаутировать Cocco, тот был так хитер и ловок, что Пату гораздо труднее было не поддаться ему и вместе с тем его не трогать. Зрелище было великолепное, публика пришла в восторг. Все искусство Пата потребовалось на то, чтобы отражать молниеносные атаки Cocco, его бешеные выпады, отступления и наскоки, и молодому боксеру все-таки досталось как следует.

В перерывы Стюбнер хвалил Пата, и все пошло бы отлично, если бы на четвертом раунде Cocco не выкинул один из своих ошеломляющих трюков. Когда Пат в одной из схваток отбил Cocco хуком в челюсть, тот, к величайшему удивлению юноши, опустил руки и стал отступать, выпучив глаза и еле держась на ногах, как пьяный. Пат ничего не понимал. Удар был совсем слабый, а противник, казалось, вот-вот упадет на пол. Пат тоже опустил руки, растерянно следя за оглушенным противником. Cocco отступал, покачиваясь и трясясь, чуть не упал, но удержался на ногах и подался вперед боком, словно вслепую.

И тут, в первый и последний раз за всю свою боксерскую карьеру, Пат был застигнут врасплох. Он даже посторонился, чтобы дать пройти оглушенному Cocco. И вдруг тот, все еще шатаясь, сделал выпад правой. Кулак попал Пату прямо в челюсть, так что у него все зубы затрещали. Зрители взревели от восторга. Но Пат ничего не слышал. Он только видел перед собой презрительно ухмыляющегося Cocco, – теперь-то он ничуть не шатался! Пату было больно, но еще больше он разозлился за подлый трюк. Вся ярость, унаследованная от отца, вдруг вспыхнула в нем со страшной силой. Он тряхнул головой, как будто приходя в себя, и надвинулся на противника. Это был молниеносный выпад: сперва Пат отвлек внимание Cocco, потом ударил левой по солнечному сплетению и одновременно – правой в челюсть. Этот удар разбил Cocco рот, прежде чем португалец рухнул на пол. Полчаса клубные врачи не могли привести его в чувство. Потом они наложили на губы Cocco одиннадцать швов и отправили в больницу.

– Нехорошо вышло, – сказал Пат своему менеджеру. – Зря я так вспылил. Больше со мной на ринге этого не будет. Отец всегда