на улицах Петербурга в январе 1905 года, которое ускорило начало долго копившейся революционной бури. Николай колебался и в разгар революции 1905 года, которая привела к огромным волнениям по всей его империи и завершилась тем, что революционеры почти захватили контроль над Москвой и Санкт-Петербургом в конце года, в то время как Россия оправилась от поражения от Японии на Дальнем Востоке в сентябре, предложил уступки своим противникам в императорском манифесте от 17 октября 1905 года. Но, как они потом наблюдали, царь, заключив мир с Японией, беззастенчиво вырывал назад то, что он неохотно уступил в тщетной попытке остановить революцию (новый парламент, Государственная дума, например, был выхолощен в результате незаконной фальсификации избирательного закона еще в июне 1907 года), Даже многие российские либералы и прогрессисты, которые в противном случае могли бы стремиться к конструктивному партнерству со своим императором, вместо этого оказались на стороне революционных социалистов, предсказывавших, что этот царь будет "Николаем Последним"."

К сожалению, вопреки своему здравому смыслу и, конечно же, вопреки убеждениям Победоносцева, который однажды провозгласил, что все в мире будет хорошо, если только люди "перестанут изобретать вещи", Николай во время своего правления также руководил периодом беспрецедентного в мировой истории экономического роста по скорости и интенсивности. Действительно, в 1890-х годах под руководством необычайно талантливого и дальновидного министра финансов Сергея Витте и при финансовой поддержке огромных иностранных инвестиций в России произошла ускоренная и концентрированная промышленная революция, которая, помимо всего прочего, стала свидетелем строительства инженерного чуда эпохи, Транссибирской магистрали, соединившей Европу по суше с Тихим океаном. Затем, начиная с 1906 года, последний умный, энергичный и во многом прогрессивный премьер-министр Николая, П.А. Столыпин, контролируя жестокий период репрессий против радикалов, поощрявших и возглавлявших насилие 1905 года, ввел также весьма радикальную (хотя и громоздкую бюрократическую) программу земельной реформы, которая, если бы было время, могла бы решить или хотя бы смягчить одну из ключевых социальных проблем в России. В данном случае речь шла о том, что указ об освобождении 1861 года, возможно, и приостановил волнения в российской деревне, но в других отношениях он усилил давление на земельную собственность по всей Европейской России. Насущный "земельный вопрос" усугублялся удвоением сельского населения империи в течение полувека после 1861 года (в основном, как представляется, вследствие снижения младенческой смертности), что было решено, но не устранено усилиями по соблазнению миграции в Сибирь после 1892 года. Эти усилия были удвоены Столыпиным после 1906 года, поскольку он, как и любой другой из его предшественников, уклонялся от идеи передачи земель из дворянских имений в крестьянский земельный фонд. Однако, несмотря на первые успехи и превращение целинных земель в Западной Сибири в невероятно продуктивный центр молочного животноводства, темпы успеха здесь снижались почти так же опасно, как и заявления крестьян о желании подписаться под новой земельной реформой и выйти из общины. Итак, времени оставалось мало.

Затем он стал короче. Премьер-министр Столыпин был убит в 1911 году; надвигалась мировая война, и время Николая II было столь же ограничено. Он, конечно, был бы рад проводить больше времени с семьей, но цари не уходят с поста. Более того, после ухода Столыпина ни один министр, обладавший подобной силой и независимым духом, не был допущен к его замене. Таким образом, царь и его супруга, императрица Александра Федоровна, лишились разумного руководства в управлении империей, которая неузнаваемо отличалась от той, что была завещана Александру I, когда он невольно помог убить своего отца, Павла I, в марте 1801 года. Царская чета не так уж бездумно попала под власть печально известного Распутина, как это принято считать, но дьявольские махинации этого бывшего мистика, безусловно, были злокозненными, и, благодаря роковому сочетанию его порочного покровительства и потустороннего равнодушия царской четы, после 1911 года в Совете министров России собралась целая куча корыстных ничтожеств.

В то время как попеременно робкое и тираническое царствование Николая трагически расходилось с колоссальной моделью, созданной Петром Великим, промышленная мощь России (несмотря на периодические спады), по крайней мере, продолжала расти в последние предвоенные годы. Но вместе с тем росла и мощь других держав - прежде всего имперской Германии, главного соперника России за влияние на Ближнем Востоке (поскольку Османская империя начала окончательно разрушаться в ходе Балканских войн 1912-13 годов) и союзника соперника России на Балканах, нестабильной, безвозвратно угасающей и опасно отчаявшейся Австро-Венгрии. Более того, второй промышленный бум позднеимперской России (начавшийся примерно в 1909 году) был подкреплен гонкой вооружений на всем континенте, что только обострило опасную международную напряженность того времени. И, конечно же, индустриализация, особенно в том головокружительном и беспрецедентном темпе, в котором она проходила в России, вызвала внутренние кризисы урбанизации, пролетаризации, обнищания и социальной деградации доселе немыслимой токсичности, что привело к двойному расколу по всей России между новым рабочим классом и его потенциальными либеральными благодетелями, а также между либералами и правительством. Из всего этого предсказуемо возникла волна все более политизированных промышленных забастовок в высококонцентрированных новых промышленных центрах России (вокруг Санкт-Петербурга и Москвы, в бассейне Дона на Восточной Украине, в Польше, Прибалтике и Баку), начавшаяся с протестов против расстрела сотен бастующих рабочих и их семей на золотых приисках Восточной Сибири в апреле 1912 года ("Ленская резня") и достигшая кульминации во всеобщей забастовке в Санкт-Петербурге в июле 1914 года. В тот месяц казалось, что российская столица вот-вот взорвется революцией.

Конечные дни царства: Война в России, август 1914 - февраль 1917

Этот болезненный и потенциально революционный нарыв был зарубцован с началом европейской войны в июле-августе 1914 года, вызванной последним балканским кризисом, вызванным убийством наследника трианского престола эрцгерцога Франца Фердинанда от рук боснийских сербов 28 июня 1914 года в Сараево. Когда Европа втянулась в войну, как и по всему континенту, молодые русские люди миллионами уходили добровольцами или с большей или меньшей радостью призывались в армию и отправлялись на фронт во имя "Бога, императора и страны". Однако в Санкт-Петербурге это было особенно примечательно: среди толпы потенциальных новобранцев, склонившихся на большой площади под огромной колонной в честь Александра I, когда Николай благословлял их с балкона Зимнего дворца, было много забастовщиков и баррикад всего несколькими днями ранее. Таким образом, был создан весьма примечательный священный союз, поскольку все оппозиционные партии в Государственной думе, за исключением одной, предложили свою более или менее безоговорочную поддержку войне и обязались отложить свои политические планы до достижения победы.

Тем не менее, когда Николай I вверг свое царство в то, что должно было стать Первой мировой войной, мобилизовав русскую армию против