Шрифт:
Закладка:
* * *
Наконец, еще одна цель этой книги - поставить под сомнение хронологию, традиционно приписываемую изучаемым конфликтам. Первая и последняя главы этого тома призваны продемонстрировать, что ни даты, которые традиционно относят к началу конфликтов (май-июнь 1918 года или иногда октябрь 1917 года), ни даты, которые обычно приписывают их окончанию (ноябрь 1920 года или, чаще всего, март 1921 года и, реже, октябрь 1922 года), не являются удовлетворительными или точными. В истории, как и в жизни, начало и конец редко бывают четкими. Скорее, это туманные понятия, в которых события сливаются и перетекают друг в друга: удобно названные исторические эпохи невозможно собрать воедино, как кирпичики Lego, чтобы построить цельное повествование. В случае с революционной Россией это, безусловно, так; и поэтому данное исследование "русских" гражданских войн ставит своей целью намеренно размыть границы между мировой войной, революцией, гражданской войной и последующим периодом начала 1920-х годов (в течение которого новое советское государство обычно изображалось как мирное, поскольку большевики разрабатывали свою новую экономическую политику). Здесь вместо этого предлагается считать, что войны, охватившие распавшуюся Российскую империю и возникший Советский Союз, начались летом 1916 года, а закончились только летом 1926 года, ровно через десятилетие. Безусловно, ясно, что, каких бы экономических отступлений и уступок (особенно крестьянству) ни добилось большевистское правительство в рамках НЭПа после марта 1921 года, Ленин и его соратники все равно считали себя в значительной степени вовлеченными в войны в годы после этой даты. Более того, многие из этих войн начинались и заканчивались в одном и том же месте - в Центральной Азии, и их начало и конец имели общую характеристику: войны открывались и (в долгосрочной перспективе, возможно, лишь временно) закрывались не битвами между красными и белыми, а колониальными и религиозно-культурными конфликтами, в которых русские (когда-то православные, затем воинственно атеистически настроенные) сражались с мусульманами.
Однако прежде чем перейти к рассмотрению конфликта 1916 года, необходимо проанализировать некоторые предпосылки. Из нее должно вытекать понимание того, почему события, воспринимавшиеся в то время всего лишь как очередная вспышка недовольства в отдаленных мусульманских районах царства, которые приходилось периодически подавлять раз за разом на протяжении предыдущего столетия, на самом деле предвещали первые залпы эпохального катаклизма. Это действительно была новая смута: десять лет, которые потрясут не только Россию, но и весь мир.
Век упадка России: От Александра I до Николая Последнего
Когда в 1913 году Россия отмечала трехсотлетие правления Романовых, действующий царь Николай II сидел на своем троне не совсем уютно. Сто лет назад, напротив, его августейший предок, царь Александр I, вышел из Наполеоновских войн, изгнав антихриста из Москвы и затем прогнав Бонапарта через всю Европу, с империей и репутацией, настолько возросшей, что он считался арбитром континентальных дел (хотя им часто манипулировал австрийский канцлер, князь Меттерних). Преемник Александра, Николай I, еще больше укрепил эту репутацию и, будучи хранителем консервативных принципов "православия, самодержавия и народности" и изгоем революционеров на всем континенте, заслужил мускулистый титул "жандарма Европы". Однако впоследствии, начиная с унижения в Крымской войне 1854-56 годов (во время которой Николай умер) и заканчивая национальным позором поражения от Японии в 1904-5 годах, не говоря уже о дипломатических унижениях на Берлинском конгрессе 1878 года и во время Боснийского кризиса 1908-9 годов, международная слава России неуклонно и, казалось, неумолимо снижалась. Достаточно отметить, что в отношении главной проблемы той эпохи - "Восточного вопроса" - в 1833 году по Ункиарскому договору русские установили над Османской империей нечто, граничащее с протекторатом, а в 1912 году были вынуждены безропотно (хотя и неохотно) согласиться на назначение немецкого военного губернатора Константинополя.
Внутри страны дела предшественников Николая II в предыдущем столетии шли не лучше. Полуконституционное и полуякобинское восстание молодых армейских офицеров и их друзей (известных впоследствии как декабристы) в конце 1825 года было легко подавлено Николаем I, но, как предвестник последующих революций, оно было далеко не забыто. Действительно, сторонники мучеников-декабристов (пятеро из которых были повешены, а еще сотни заключены в тюрьмы или сосланы) приняли активное участие в быстро последовавшем за этим Ноябрьском восстании в Польше 1830 года, а также составили ядро интеллектуального и литературного расцвета "золотого века" российской культуры - Пушкин, Лермонтов, Чаадаев, Герцен и другие, - который должен был породить революционного заклятого врага царизма - интеллигенцию. Сын Николая I и наследник престола (в 1855 году) Александр II в 1861 году освободил крепостных, перестроил российское местное самоуправление, образование, правовую систему и реформировал армию, но в то же время заслужил презрение как польских подданных, так и российских либералов и радикалов за кровавое подавление Варшавского январского восстания 1863 года, и вызвал непримиримую ненависть к трону со стороны первого поколения социалистов империи, которые были разгневаны ограниченными целями и спорными результатами так называемых "Великих реформ" 1860-х годов. Для таких непримиримых врагов царя не имело ни малейшего значения, что в последний день своей жизни он собирался дать письменное согласие на принятие ограниченной демократической конституции: 1 марта 1881 года Александр II, "царь-освободитель", был убит террористом с бомбой. Его сын и преемник Александр III, закаленный этой катастрофой и получивший наставления от первосвященника русского консерватизма графа К.П. Победоносцева, впоследствии управлял эпохой реструктуризации и контрреформ, но, несмотря на желания царя и его наставника, Старую Россию не удалось оградить от посягательств современного мира: в 1890-х годах империя пережила впечатляющую, но в то же время социально, политически и эмоционально дестабилизирующую эпоху сверхбыстрой индустриализации. Более того, Александр III, несмотря на то, что во многих отношениях был удивительно крепким человеком, неожиданно и скоропостижно скончался в 1894 году. Его сын и преемник, молодой и лихорадочный Николай Александрович, также находясь под влиянием Победоносцева, оказался слабее волевым, но в то же время, как ни странно, более упрямым и независимым, чем его отец.
Нового царя, Николая II, его противники впоследствии окрестили "Николаем Кровавым" (Кровавый), но это отражало не его грозность - он не был узнаваемым родственником Ивана Грозного (Грозный), - а его привычку подавлять с произвольной, бесчувственной, а зачастую и беспричинной жестокостью даже умеренных и здравомыслящих критиков своего режима. Надиром Николая в этом отношении, конечно, стало "Кровавое воскресенье": печально известное убийство казаками тысячи или более мирных демонстрантов
