устранения "Николая Последнего" было то, что никто не получил в феврале 1917 года той революции, которую хотел. Поэтому события февраля-марта первого революционного года следует рассматривать как непостоянную или неоконченную революцию, а последующие месяцы неопределенности - как генеральную репетицию гражданских войн: поскольку в феврале ничего не было решено, в Петрограде и по всей разваливающейся империи происходили дуэли вокруг многих тех же вопросов, которые позже будут решаться на поле боя, хотя и более мирно и более хореографично, чем это было бы в случае открытия главной драмы. В равной степени многие из главных актеров кровопролитных лет гражданской войны "выйдут на сцену слева" или "выйдут на сцену справа" в 1917 году - теперь уже в качестве трупп, а не войск, или будут аплодировать с кулис, когда Петроградский совет и Временное правительство будут оспаривать в центре сцены то, что стало известно как "двоевластие". Но в данный момент дуэлянты и их секунданты в большинстве своем стреляли холостыми. Это была фальшивая гражданская война.

Искусственность февральского процесса и его итогов сохранялась до тех пор, пока ключевые игроки смирялись с тем, что революция и внезапный крах царизма не дали того, чего каждый из них ожидал или желал. Большинство либералов и, конечно, большинство кадетов Милюкова, которые впоследствии составят политическое руководство белого движения в гражданских войнах, желали конституционной монархии. Так же, хотя иногда и неохотно, считало большинство военных лидеров, советовавших Николаю отречься от престола, и, конечно, будущие белые полководцы адмирал А.В. Колчак и генералы А.И. Деникин и Л.Г. Корнилов. Однако Николай не знал сценария и обманул своих суфлеров, отрекаясь не только за себя, но и за своего сына и наследника царевича Алексея, в то время как следующий в линии престолонаследия Романов, младший брат Николая великий князь Михаил Александрович, пропустил свою реплику и отказался от трона, когда 3 марта 1917 года Временное правительство предложило ему это сделать. Российские либералы - даже радикальные, такие как большинство кадетов - в целом придерживались идеи конституционной монархии ради преемственности и из реалистичного расчета, что в демократической системе их слабый и чахлый электорат, российский средний класс, обеспечит им лишь незначительную долю голосов избирателей. Поэтому, безоговорочно поддерживая принцип, согласно которому будущую форму правления в России должно определять Учредительное собрание (к которому должно привести страну Временное правительство), кадеты провели большую часть 1917 года, пытаясь отсрочить созыв этого самого собрания.

Все это, в свою очередь, изрядно осложнило расчеты российских революционных социалистических партий. Особенно ошиблись основные социал-демократы, меньшевики, которые сразу же пришли к выводу, что Февраль - это предсказанная Марксом "буржуазная революция", из которой со временем (и при необходимых подсказках и указаниях социалистической интеллигенции) российская буржуазия как-то бездумно выведет страну на путь социализма. И там, где в 1917 году шли меньшевики, следовала гораздо более популярная, но менее организованная и гораздо менее хорошо управляемая Партия социалистов-революционеров - не в последнюю очередь потому, что в основе ее идеологии и партийной программы лежала приверженность решению земельных проблем России путем всеобщего обобществления земли (под эгидой деревенской коммуны, мир, любимый туманными популистами со времен Александра Герцена), которая была настолько нереальна, что большинство их партийных лидеров к 1917 году уже не поддерживали ее (включая не кого иного, как председателя Всероссийского крестьянского совета Н.Д. Авксентьев, которому суждено было стать видным деятелем демократической контрреволюции 1918 года). Даже те деятели эсеров, которые (в принципе) поддерживали социализацию земли, такие как В.М. Чернов, столкнулись с проблемой и несвоевременностью ее практического осуществления в военное время, даже занимая пост министра земледелия во Временном правительстве с мая по сентябрь 1917 года. Чернов был настолько разгневан склонностью своих партнеров по правительству в 1917 году из числа эсеров пресекать любые его попытки хотя бы приблизиться к общему ("черному") переделу земли (черному переделу), которого желали крестьяне, что в конце концов подал в отставку. Таким образом, не имея возможности добиться желаемого в одиночку, меньшевики, эсеры и кадеты на протяжении большей части 1917 года оказывались в ряде коалиционных правительств друг с другом. Искажения, вызванные этими неудобными - хотя и не менее живыми - па-де-труа, грозили превратить театр Февраля в фарс.

* * *

Беспокойство партнеров по коалиции усугубляли их просчеты в отношении влияния революции на ход войны. (Это было характерной чертой российской политики 1917 года, которая должна была переплестись с начальными фазами гражданских войн и доминировать в них). Кадеты ожидали, что отстранение Николая и царского двора возродит настроение национального единства и новой приверженности делу союзников. Этого не произошло, хотя линия фронта на востоке, по крайней мере, удерживалась до тех пор, пока армия не предприняла неудачную попытку наступления в июне 1917 года, которая должна была снять давление с Западного фронта и доказать, что революционная Россия - это сила, с которой нужно считаться. Неудачное июньское наступление - "роковая ошибка русской демократии", по словам ее патрона - привело к краху русской армии как боевой силы: к 19 октября сам военный министр А.И. Верховский советовал Временному правительству, что армия больше не может ни воевать, ни даже кормить и одевать себя, что ее следует демобилизовать и искать мира с врагом. Причиной этого краха стала, напротив, военная политика эсеров-меньшевиков, которую они теперь называли "революционным оборончеством". Этот подход к решению проблемы, как социалисты должны действовать в разгар империалистической войны, подразумевал обязательство защищать революционную Россию силой оружия от набегов империалистической Германии и ее союзников, одновременно проводя активную кампанию в пользу всеобщего мира, "без аннексий и репараций", как выразился Петроградский совет в своей "Декларации к народам мира" от 14 марта 1917 года. Кадеты, которые, возможно, более реалистично рассчитывали, что Россия может иметь революцию или может иметь дефензивизм, но не может иметь и то, и другое, с самого начала настороженно отнеслись к этой политике. В апреле их беспокойство проявилось в распространенной среди союзников ноте Милюкова, министра иностранных дел Временного правительства, в которой лидер кадетов обязывал постцарскую Россию следовать согласованным военным целям союзников (которые, разумеется, включали территориальные завоевания, включая расчленение Османской империи, от которой Россия получила бы Константинополь и проливы), даже когда Совет готовился направить своих собственных "аргонавтов мира" в столицы союзников, чтобы агитировать за пересмотр военных целей и окончание войны путем переговоров.

Милюков поплатился своей работой (и, исторически, репутацией) за то, что так оскорбил чувства Совета. После потрясения, вызванного публикацией печально известной "Записки Милюкова", 5 мая 1917 года он ушел в отставку, но кадеты в большинстве своем продолжали сопротивляться революционным изменениям в обществе