В «Сыновьях и любовниках» Пол также страдает от этой дилеммы:

Почему он так истерзан, сбит с толку и не может даже пошевелиться? Почему там, дома, так сильно страдает мать? Он знал, что она ужасно страдает. И почему при мысли о ней он чувствует к Мириам ненависть и поступает наихудшим образом? Почему она заставляла его чувствовать себя неуверенным в себе, незащищённым, неопределённым существом, словно у него не было оболочки, которая бы защитила от ночи и пространства, которые врывались внутрь?[11]

Будучи сторонними наблюдателями, мы можем с лёгкостью увидеть силу базового комплекса, который владеет Полом. Он чувствует её, но, поскольку действует она из бессознательного, мишенью, на которую направлена энергия, становится именно Мириам. Пол считает, что ненавидит именно эту женщину, но на самом деле гораздо сильнее он неосознанно ненавидит первобытную материнскую силу, которая владеет им без остатка. Перенося это чувство на Мириам, Пол вынужден противиться развитию их отношений. «Он хотел быть рядом с ней и страстным, и нежным, но не мог. Он чувствовал, что ей нужна всего лишь его душа, а не сам он, внутренне и внешне целый и неделимый»[12].

Вполне естественно, что Пол испытывает страх, ведь его душа находится во власти материнского комплекса. Считая себя взрослым и самостоятельным человеком, Пол почувствовал бы ответственность за освобождение от него, если бы вообще знал о существовании подобных материй. При этом его мать никак нельзя назвать пассивным персонажем:

«У меня никогда не было мужа, понимаешь, Пол, у меня его никогда не было». Он погладил её по волосам, и его губы прижались к её шее. «А она так ликует, отняв тебя у меня, – она не похожа на обычных девушек». – «Ну, я её не люблю». Мать приникла к нему долгим и пылким поцелуем. «Мой мальчик», – сказала она голосом, дрожащим от страстной любви.[13]

Говоря, что у неё никогда не было мужа, мать не только соблазняет эрос своего сына, но и уничтожает образ отца, способность Пола к внутреннему равновесию разнополых энергий. Цена образовавшегося внутрипсихического треугольника ужасна. Это не материнская любовь, а жадная ненасытность. Я знал одного человека, который оставался неженатым более пятидесяти лет. Когда к нему в офис наведывалась мать, она плотно закрывала двери, отвечая на все расспросы: «Я спасаю моего бедного Джозефа от всех этих девушек». И успешно спасала на протяжении полувека. Через год после её смерти Джозеф женился.

Пол Морел испытывает по отношению к возлюбленной не только беспричинный гнев, но и страх. Таким мальчикам, когда они становились взрослыми…

…было легче отречься от себя истинного, чем навлечь на себя упрёки женщины, потому что женщина всегда приравнивалась к матери и ощущалась именно так, и никак иначе. Они предпочитали целомудренно терпеть и страдать, отказываться от брака, лишь бы только не рисковать.[14]

Лоуренс потрясающе откровенен, рассказывая о своей проблеме и, возможно, о проблеме многих мальчиков, которые становятся священниками или философами, чтобы вознести свой эрос на небо. Так они остаются в безопасности, потому что не рискуют в попытках реализовать его на земле, а значит, не будут поглощены низменными страстями. В юности Лоуренс даже спрашивал у матери разрешения ухаживать за понравившейся женщиной. Другой женщиной. Так и его герой неосознанно оказывается во власти комплекса, когда говорит матери: «Пока ты жива, я никогда не встречу подходящую мне женщину».[15] (Всё это напоминает мне увиденный как-то мультфильм, в котором греческая пара, сидя в креслах на лужайке, разворачивает письмо, написанное сыном. Отец говорит: «Это от нашего сына Эдипа. Он пишет, что наконец-то встретил девушку, которая как две капли воды похожа на ту, что вышла замуж за его старого доброго папашу».)

Когда мать оказывается прикованной к постели, разбитая раком, в сердце Пола глубоко запрятанное желание, чтобы она умерла, смешивается с состраданием. Прежде чем напоить её молоком, он добавляет в него морфий, и таким образом возвращает матери отравленное молоко, которым она взращивала его с самого рождения. Когда она закономерно умирает, Пол бросается к Мириам, измученный депрессией и чувством вины, но, к счастью, «она не в силах принять его боль и освободить от ответственности за себя».[16] Сбитый с толку, обиженный, злой, Пол наконец-то выходит в мир. В финале романа мы наблюдаем, как он ступает в направлении зрелости, начиная новую, взрослую жизнь:

Его душа не могла покинуть её [мать], где бы она теперь ни была. В эти минуты она удалялась в ночь, но он как привязанный не собирался идти следом за ней. Пол взял себя в руки и поспешил в направлении города, чьё золотое зарево уже угадывалось вдали и откуда уже доносился едва различимый шум.[17]

Юнг писал об этом разрыве с силой родительского образа как о неизбежном шаге, однако был убеждён, что эта задача имеет гораздо более системный характер, чем просто физическое отделение.

Сын отрывается от матери, от домашнего очага, чтобы, сражаясь, подняться на предназначенную ему судьбой высоту. Он всегда представляет перед собой злейшего врага, но при этом носит врага в себе – смертельную тягу к бездне, желание утонуть в истоке, давшем ему жизнь, быть поглощённым царством Матери. Его жизнь – это постоянная борьба с собственной гибелью. Естественный ход жизни требует, чтобы молодой человек пожертвовал своим детством и своей детской зависимостью от родителей, потому что в противном случае он останется зажатым телом и душой в темнице бессознательного инцеста.[18]

Инцест, о котором говорит Юнг, в общих чертах присутствует в каждом из нас. Он выражается в стремлении пренебречь борьбой и остаться в сытости и безопасности материнской утробы, пусть это и будет означать вечную зависимость от Другого. Кто из нас не боролся и не продолжает бороться с этой архетипически регрессивной фантазией?

Очевидно, что способность Лоуренса вывести на поверхность свою индивидуальную психодинамику, обнажить базовый комплекс, казалось бы, предвещает его преодоление. Однако, как нам известно из его биографии, всю оставшуюся жизнь Лоуренс прожил, проявляя странное амбивалентное отношение к женщинам. Он поклонялся им, боялся их, идеализировал и принижал. Эти эмоции отрицают их индивидуальную человечность, на которую он не может взглянуть иначе, потому что его взор заслоняет искажающая линза архетипического материнского комплекса. Впоследствии Лоуренс стремился поставить инстинкт над разумом, возвысить сознание крови над интеллектом, чтобы обрести некую энергию, равную силе его базового комплекса. Его