Шрифт:
Закладка:
– Я бы не очень на это рассчитывал.
– Мне кажется, ты уже говорил, как тебя зовут, но я не запомнила.
– Джош. А ты Рели.
– Так меня называют только подруги. Мое имя – Рахиль. Рахиль Штампфер.
Она произнесла это имя так торжественно, словно не сомневалась, что оно должно произвести на меня впечатление. Но мне оно не сказало ровным счетом ничего. Признаюсь, я всегда смотрел на ортодоксов как на китайцев – все на одно лицо.
– Ты помнишь, что произошло с тобой прошлой ночью?
И тут ее начала бить дрожь. Сначала слабая, чуть заметная. Потом озноб пополз вверх по позвоночнику, добрался до зубов и глаз и перекинулся на руки, отчего вода расплескалась на широкий подлокотник кресла. Я ждал, внушая себе, что это естественная реакция, поскольку понятия не имел, что делают в таких случаях. Кое-как Рели сумела с собой совладать. Она обхватила себя руками, бормоча что-то на идиш и на иврите. Если в ее словах и был смысл, я его не уловил.
– Я не помню, как здесь очутилась, – сказала она неожиданно громко.
– Я подобрал тебя и привез сюда. Ты лежала под колесами моей машины в Рамат-Гане.
– В Рамат-Гане? Я помню, как шла по улице в Бней-Браке. У меня была назначена встреча.
– Встреча?
– Я не очень хорошо помню. Их было двое. Или трое. Они подошли ко мне. А потом стало темно.
– Религиозные?
– Не знаю. Я их не видела. Я только ощущала их на себе. Как они меня трогали. Они были потные.
– Они что-то говорили?
– Да. Они сказали… А почему ты спрашиваешь? Я не хочу, чтобы ты меня спрашивал.
– Извини. Я думал, тебе станет легче, если ты поговоришь со мной об этом.
– Зачем ты привез меня сюда?
– Я когда-то был полицейским. Я знаком с процедурой. Они бы начали опрашивать всех твоих близких. Побеседовали бы с соседями. Спустя полчаса весь Бней-Брак был бы уже в курсе. Я подумал, что следует дать тебе возможность самой решить, чего ты хочешь.
– Ты не один из них.
– Нет.
– Тогда кто ты?
– Я частный детектив. Вчера я следил за одним человеком и нашел тебя.
– Я когда-то читала книгу про частного детектива… – Она замолкла на полуслове, как будто опасаясь удара, а потом неуверенно договорила: – На английском.
– У вас это не особенно распространенный вид литературы.
– Нет. Но я иногда хожу в библиотеку. В Гиватаим. Я там читаю.
– С кем ты должна была встретиться?
Она заколебалась:
– С… С подругой.
– В два часа ночи?
Она не ответила. Пожалуй, я надавил на нее слишком сильно. Я никак не мог понять, связана она с ночным происшествием или нет. Но у меня не было времени.
– Ты найдешь тех, кто сделал это со мной.
Ее голос снова изменился. Теперь он звучал жестко, и в нем слышались грозовые раскаты едва сдерживаемого гнева.
– Это вопрос или приказ?
– Ты найдешь их?
– Нет.
– У меня есть деньги.
– Это не мой профиль. Тебя изнасиловали. – От этого слова ее опять затрясло. – Это из разряда особо тяжких преступлений. Следует либо поручить расследование этого дела полиции, либо забыть о нем. Я заниматься этим не могу. Да и Бней-Брак слегка за пределами ареала моего обитания.
– Я все тебе там покажу.
– Нет. Ты останешься здесь, пока не успокоишься и не поймешь, что ты хочешь со всем этим делать. Мне надо уйти. Когда вернусь, поговорим.
– Решать, что делать, должен мой отец.
– Как скажешь. Мне ты кажешься достаточно взрослой, чтобы самой принимать решения.
– Ты не понимаешь.
– Ясное дело. Я не понимаю даже, чего именно я не понимаю.
Она сжимала в руках пустой стакан и внимательно его разглядывала, словно борясь с собой. Наконец она глубоко вздохнула и подняла на меня глаза. Когда она заговорила, у меня возникло впечатление, что она зачитывает давно заученный наизусть текст.
– Я уже сказала тебе, что меня зовут Рахиль Штампфер. – Снова тот же торжественный тон. – Я – дочь раввина Аарона Штампфера, главы объединения литских хасидов в Бней-Браке. Аарон Штампфер – племянник бывшего главы двора[1].
– И что это значит?
– Ты действительно не понимаешь. Это значит, что он очень важная персона, и сейчас меня ищет весь Бней-Брак.
– Ты хочешь, чтобы я отвез тебя туда?
– Нет.
Она произнесла это слово резко, как будто выплюнула. Но тут же опомнилась и молча уставилась на меня.
– Дай-ка попробую угадать. Ты хочешь, чтобы я поехал в Бней-Брак и побеседовал с ним.
– Да. Пожалуйста.
Я поднялся. Ничего другого мне в голову тоже не пришло.
– Ладно. Но ты останешься здесь. На звонки не отвечаешь. Дверь никому не открываешь. После того как я поговорю с твоим отцом, он может послать сюда за тобой целую роту религиозных ребят. А мне они здесь не нужны.
– Когда ты вернешься?
– Вечером.
До встречи с госпожой Таль у меня оставалось еще два часа. В сероватом утреннем свете город выглядел значительно более вменяемым. Два пожилых соседа со второго этажа, как всегда, возились в нашем палисаднике и между делом сплетничали.
– Ну, Джош, – дружески окликнул меня один из них. – Мы слышали у тебя в квартире женский голос. Нашел себе новую девушку?
– Ничего серьезного.
– Почему это? Сейчас несерьезно, а потом, глядишь, и серьезно. Будь как мы. Тридцать лет вместе, и ни одной ссоры.
Я поехал в забегаловку Мордехая и Рути на улице Шенкин, намереваясь перехватить тост с сыром и помидорами. Два старых репортера из газеты «Давар», которые пили у стойки кофе, узнали меня.
– Глянь-ка, никак это Ширман! Как дела?
– Все в порядке, – ответил я, доел свой тост, допил холодное какао и вышел.
Машину я оставил на улице Джордж Элиот, маленькой и ухоженной. На ней даже садики возле домов были чуть больше обычных и выглядели так, как будто их высаживали строго по плану, чтобы добиться гармоничной цветовой гаммы. Еще издалека я увидел, что над моей «Капри» кто-то поработал. Крышка капота была поднята и чуть покачивалась в воздухе. Кто-то выдернул провода из свечей зажигания и положил их на карбюратор. У меня ушло минут пятнадцать на то, чтобы все вернуть на свои места. За это время я успел прийти к довольно жалкому заключению: мне хотят что-то сказать, только я понятия не имею кто и что.
Я поехал к железнодорожной станции. С улицы Арлозоров я свернул
