из полицейского компьютера ты от меня не получишь.

– Я и не прошу.

Гассан осторожно поставил на столик чашку кофе. Мы с Кравицем на минуту замолчали.

– С пивом можешь не торопиться. Спать я все равно больше не лягу.

– В Рамат-Гане ограблены две мастерские по огранке алмазов. По соседству с биржей. Приблизительно час назад. Не без помощи изнутри.

– Откуда ты знаешь?

– Так я тебе и сказал.

– Они ограбили себя сами или работали по наводке?

– Сами.

– Патрульные машины уже там?

– Да.

– Ты с кем-нибудь об этом говорил?

– Нет.

– И свидетельских показаний не дашь, потому что в деле замешан клиент.

Он не спрашивал. Потому и отвечать нужды не было. Кравиц немного подумал:

– Ничего не выйдет, Джош. Никто не поручит мне это дело.

– Почему нет? Это же компетенция отдела по особо тяжким.

– И что с того? Я неизвестно почему прекращаю расследовать убийство и начинаю разыскивать какие-то пропавшие бриллианты. И тут возникаешь ты. Так не бывает.

– Мне возникать не обязательно.

– Джош, я ведь тебя знаю. Ты не бросишь раскапывать это дело. В конце концов твое имя всплывет, и тогда Красавчик сделает себе кошелек из моей мошонки.

Он был прав. Совершенно прав. Я не должен был его просить. Почти всю свою жизнь я был полицейским. Все начинается с того, что ты насмотришься фильмов и начитаешься книг или поймешь, что у тебя нет никаких особых талантов, а для человека, с трудом окончившего среднюю школу, это неплохая работа. А попав на нее, вдруг обнаруживаешь, что, вместо того чтобы бегать по крышам домов, сжимая в руке верный «смит-вессон», ты стоишь на перекрестке улиц Гордон и Дизенгоф и орешь на старушек с лиловыми волосами, чтобы не смели переходить улицу на красный свет. Но ты потихоньку продвигаешься по службе, и каким-то непостижимым образом тебе удается не только попасть в следственный отдел, но и нечаянно распутать довольно сложное дело – просто потому, что ты в правильный момент случайно задал правильный вопрос. И все. Ты попал в точку. В каждом деле есть мгновение, когда все ниточки сходятся воедино и все становится абсолютно ясным. Вот ради этих мгновений ты и работаешь. Иногда их приходится поторапливать. Я работал тогда по делу о партии героина, отправленной из Амстердама – через Германию – в Ашдод. Ключом ко всему был дилер, которого тысячи исколотых рук перенесли из Яффского района Аджми прямо в Кфар-Шмарьяху – фешенебельный квартал Тель-Авива. Этот прилизанный ублюдок точно знал, куда будет доставлена дурь. Он сидел передо мной, лениво разглядывал ногти на руках и время от времени интересовался, когда уже появится его адвокат. Кравиц, мой напарник в том деле, улыбнулся и сказал, что пойдет принесет нам кофе. Когда дверь закрылась, я легонько вмазал ему в нос. Несильно, только чтобы немного сбить с него спесь. Он только-только успел снова устроиться на стуле, когда дверь распахнулась и в комнату вошел начальник управления с генеральным инспектором полиции, как раз приехавшим проверить, как идут дела в низовых подразделениях.

Их сопровождали два репортера уголовной хроники. Вся компания с пристальным вниманием уставилась на дилера и его элегантный костюмчик, на который из носа капала кровь. На следующее утро я подписал все необходимые бумаги и меня выставили за дверь. Генеральный инспектор вызвал меня для личной беседы и с утомительной сердечностью долго объяснял, что меня сделали козлом отпущения на фоне очередной волны общественного гнева против полицейского насилия. Начальник управления, Красавчик, меня на дух не переносил и пальцем о палец не ударил, чтобы меня защитить. Когда меня выгнали, он издал приказ, запрещающий любые контакты со мной, включая личные.

– Ты, конечно, не расскажешь, в чем твой интерес во всей этой истории?

– Пока нет. В принципе, это дело о разводе.

– Высоко летаешь.

– Ты пока тоже не самый большой начальник.

– По крайней мере, я не поднимаю друзей с постели посреди ночи.

– Это потому, что у тебя их нет.

– А мне и не надо. У меня есть семья.

Мы оба рассмеялись. Кравиц мог позволить себе сидеть со мной в «Баба» у всех на виду, потому что был женат на племяннице заместителя генерального инспектора, который в один прекрасный день должен был занять место своего шефа. Жена Кравица – невысокая, чуть пухленькая и на удивление приятная женщина – ничего не принимала близко к сердцу. Он женился на ней потому, что так ему было удобно. Но с годами они по-настоящему полюбили друг друга, что не мешало ему иногда заявляться ко мне с какой-нибудь девятнадцатилетней девчонкой и просить немножко посидеть в гостиной. Я очень боялся, что, если она его поймает, во всем обвинит меня. Боялся я до тех пор, пока однажды ночью она не позвонила мне и не проворковала своим безмятежным голоском: «Джош, милый, передай моему идиоту мужу, что, когда ему надоест корчить из себя Казанову, пусть перезвонит в управление. Там какую-то старушку убили на Арлозоров». Я смущенно ответил: «Хорошо, Ирина». Мне показалось, что, перед тем как повесить трубку, она хихикнула.

– Джош, этого недостаточно.

– Чего?

– Мне нужно больше информации, чтобы я мог начать работать.

– Я думал, ты работаешь над делом об убийстве.

– Очень смешно. Можешь дать мне какое-нибудь имя?

Я на секунду задумался.

– Выясни завтра в Бней-Браке, не исчезла ли там какая-нибудь религиозная девушка.

– Насколько религиозная?

– Сильно религиозная.

– А как это связано с бриллиантами?

– Понятия не имею.

Кравиц наконец чуть расслабился. Откинулся назад, достал из кармана пачку «Мальборо», сдернул целлофановую обертку, закурил и привычно сдвинул языком сигарету в уголок рта.

– Предположим, что ты, как это ни странно, говоришь правду. Насколько я понимаю, ты следил за мужем, которого жена подозревает в измене, а он возьми и ограбь две алмазные мастерские в Бней-Браке. И теперь ты просишь помощи у своего старого приятеля Кравица, потому что по ходу пьесы ты подобрал какую-то пропавшую религиозную девушку. Свой объект ты потерял. Я прав?

– Ты очень умный.

– Я самый умный.

– Тебе бы в полиции работать.

– Все там будем.

– Если мама разрешит.

На этом запас глупостей, которые мы могли сказать друг другу, иссяк. Кравиц стоя допил свой кофе, но, прежде чем направиться к выходу, неожиданно положил руку мне на плечо:

– Ты ведь не собираешься ни во что впутываться, правда?

– Не знаю.

– Еще не привык?

– К чему?

– Что ты больше не полицейский.

– Я привык к этому в тот день, когда за мной захлопнулись двери управления.

– Как же как же.

Он убрал руку, прошел к своей белой «Кортине», включил двигатель и тихонько тронулся