умный. Но он также был, возможно, одним из самых неумелых наездников, которых она когда-либо встречала. Это никогда не переставало забавлять ее, хотя временами ей становилось жаль его… например, прямо сейчас, когда Адмирал шмыгал носом по его мундиру с воротником, игнорируя жесты Уильяма и вместо этого вонзая свои большие зубы в черную материю и дергая достаточно сильно, чтобы порвать шов.

Делуция быстро прикрыла рот, надеясь, что Уильям был слишком отвлечен отражением продолжающегося нападения Адмирала, чтобы расслышать ее тихий смех.

Наблюдатели были в сменном списке, когда дело доходило до сопровождения на утренних прогулках — что, по ее мнению, было излишним, но коммандер Ниша оставалась непреклонной в выделении их в качестве охраны. В то время как Делуция ездила только по территории дворца, сады, которые примыкали к лесу и спускались к береговой линии, были достаточно обширными, чтобы существовал элемент опасности, если злоумышленник прорвется через защиту и вторгнется на королевские земли. Король и королева позволяли Делуции столько свободы, сколько считалось безопасным, но даже они были тверды в том, что с ней всегда был кто-то рядом в целях безопасности, готовый забрать ее при первых признаках неприятностей.

Уильям, хотя и не был безукоризненным наездником, всегда составлял замечательную компанию. И Делуция была в восторге от того, что и он, и Джира будут кататься с ней сегодня.

Оставив Наблюдателя сражаться со своим игривым скакуном, а Джиру выслеживать и готовить Оникса, Делуция пошла по проходу, похлопывая по носам лошадей, пока не добралась до стойла Танцовщицы.

— Привет, красотка, — проворковала Делуция, отпирая дверь и входя, заработав в ответ тихое приветственное ржание.

Танцовщица — или Лунная Танцовщица, как ее полное имя — была подарком короля и королевы на девятый день рождения Делуции. Тот год был трудным для нее из-за последствий предательства Макстона и осознания того, что она никогда по-настоящему не сможет никому доверять. Вдобавок ко всему, всего за несколько недель до своего дня рождения она была похищена с территории дворца во время государственного ужина и удерживалась с целью получения выкупа. Похитители накачали ее сильным успокоительным, и даже сейчас ее воспоминания о той ночи были расплывчатыми. Только благодаря лучшим Наблюдателям коммандера Ниши она была спасена в течение нескольких минут и не пострадала надолго. Но похищение напугало ее родителей настолько, что они приняли решение, что она больше не будет посещать общественные мероприятия, пока не станет достаточно взрослой, чтобы защитить себя. Поскольку она была скрыта от посторонних глаз, никто не смог бы опознать ее, когда она станет старше, и, таким образом, никто за пределами дворца не узнает, кто такая принцесса, чтобы похитить ее.

Поскольку это означало только меньшее количество людей, с которыми Делуция могла встретиться и, в конечном счете, пострадать, она не была расстроена решением своих родителей. На самом деле, она была благодарна за это, поскольку могла оставаться в своем собственном пузыре во дворце, держась особняком. Но, как она ни старалась, внутри нее все еще жила боль одиночества — что-то, что немного ослабло в тот день рождения, когда ее отвели в конюшню. Именно там она впервые увидела потрясающую пятнисто-серую кобылку с ярко-красным бантом, повязанным вокруг ее изогнутой шеи, — зрелище, которое заставило ее расплакаться.

Вместе с главным конюхом Делуция участвовала в каждом этапе обучения кобылы. Танцовщица была для Делуции больше, чем просто лошадью — она стала семьей. И она намного лучше, чем большинство человеческих компаньонов, в этом Делуция была уверена.

Тихо болтая с кобылой, пока она ухаживала за ней и седлала ее, Делуция вскоре вывела Танцовщицу из стойла и повела по проходу, пока они не оказались снаружи, где Уильям и Джира уже сидели верхом и ждали. Голова Адмирала была низко опущена к земле, и он выглядел так, словно вот-вот заснет, в то время как Оникс гарцевал и нервничал, а внимание Джиры было сосредоточено на том, чтобы держать мерина под контролем.

Одним быстрым движением Делуция оказалась на Танцовщице, устроилась в седле и подобрала поводья.

— Куда сегодня, ваше высочество? — спросила Джира, ее руки были мягкими, а спина прямой, когда она пыталась оседлать своего коня.

— Похоже, ему нужен хороший галоп, — сказала Делуция, указывая на взволнованного Оникса, — поэтому я голосую за то, чтобы мы отправились на пляж.

Джира выглядела взволнованной, но Уильям издал многострадальный — и нервно звучащий — вздох.

Делуция сжалилась над ним и сказала:

— Боюсь, тебе придется пропустить большую часть веселья, так как Адмирал все еще восстанавливается после растяжения связок в прошлом месяце. Ничего, кроме легкого галопа для вас, или конюх Корбин снесет нам головы.

Уильяма не просто так повысили до лидера Щитов — этот человек видел то, чего не видели другие. Делуция не сомневалась, что он знал, что она легко отделалась от него, и благодарная улыбка, которую он послал в ее сторону, подтвердила это.

Это было как раз в тот момент, когда они втроем направились в сторону топиарий — кратчайшего пути, ведущего к ручью, по которому они должны были пройти весь путь через лес и к частной песчаной бухте, — когда Делуция снова услышала звук цокающих копыт, на этот раз двигавшихся с быстрой рысью.

Она обернулась в седле, ее спина напряглась, когда она увидела, кто приближается.

— Я знаю, ты сказала, что у тебя уже есть компания, — сказал Макстон, сидя на своем великолепном черном мерине, — но потом я подумал, чем больше, тем веселее, верно?

Делуция не могла даже сформулировать предложение, ошеломленная осознанием того, что он намеревался присоединиться к ним. Во время их разговора за завтраком она совершенно ясно дала понять, что он не приглашен. Так что он полностью проигнорировал ее желания… это было так явно для Макстона. Выражение его лица — эта приводящая в бешенство ухмылка — говорило об этом. Никаких объяснений не требовалось; Делуция знала, что он был там только по одной причине: потому что он прекрасно знал, что последнее, чего она хотела, — это быть где-то рядом с ним.

— Лорд Макстон, ваша мать знает, что вы здесь? — спросил Уильям. Однако его взгляд был прикован не к мальчику. Вместо этого он наблюдал за Делуцией, достаточно наблюдательный, чтобы заметить ее напряжение.

— Мои дела касаются только меня, Наблюдатель, — сказал Макстон, его тон был полон презрения. — Моей матери не нужно знать о каждом моем шаге, и я буду благодарен вам за то, что вы помните свое место и говорите со мной только в том случае, если я этого захочу.

Этого было достаточно, чтобы