– Что там Степка говорил? Кто с обозом-то?

– Михайла, тятенька, – пробормотала смущенно Марфуша.

– А! За приказчика, стало быть? Где он тут?

Марфуша подталкивала отца к двери горницы, и Дорофей с усилием перешагнул порог.

– Здоро́во, Дорофей Миныч! – проговорил, кланяясь ему, Михайла, вставший навстречу хозяину.

– А, Михалка! Ну, здорово, почеломкаемся.

Дорофей обнял Михайлу и три раза звучно поцеловал его.

– Здоро́во, здоро́во! – повторил он. – Вот люблю парня, даром что холоп.

Потом он немного отстранился от него и захохотал.

– За приказчика пришел! Врешь, чай? Когда ж это ты, парень, в приказчики вышел?

Михайла, весело улыбавшийся хозяину, сразу насупился и проговорил торопливо:

– Нынешним летом Семейка у нас помер… – начал он.

– Помер? – прервал его Дорофей. – Царство ему небесное! Справедливый был старик. – Дорофей перекрестился. – Ишь ты – помер! А я и не знал.

Он еще раз перекрестился и вытер кулаком красные слезящиеся глаза.

– Как же князь-то без его? Доверенный был человек. Все мы под богом ходим. Помер!

– Князь Иван Михайлович приказчика еще не назначил на место Семейки, – заговорил Михайла. – А обоз мне велел вести заместо приказчика.

Дорофей смешливо посмотрел на него и прищурился.

– Тебе? Врешь, чай, Михалка? Молод еще ты. Знаю я тебя сызмальства. Веселый был парнишка. Свистал знатно. Балагуришь, чай?

– Что это ты, Дорофей Миныч, – обиженно сказал Михайла, – как это возможно в таком деле балагурить. Спроси обозчиков, коли мне не веришь, Дорофей Миныч.

– Ну, чего там спрашивать. Привел обоз, так и ладно. Отличает тебя, стало быть, князь. Может, вольную дал?

Михайла оглянулся на Марфушу, которая подошла к отцу и с интересом слушала его разговор с Михайлой.

– Вольной покуда не дал, – грустно сказал он. – Да я сам выкупиться хочу. Награду мне князь посулил. Может, я от себя торговлишку заведу, лет в пять, может, наторгую на выкуп.

Марфуша вздохнула и отошла к матери.

– У нас по торговому делу приказчики все вольные, – сказал Дорофей. – Вот, как выкупишься, иди ко мне, Михалка, в приказчики.

– Враз-то не выкупиться, – заговорил Михайла. – А уж как бы я рад был, Дорофей Миныч. Тотчас бы от князя отошел…

– Как это можно, чтоб от князя уйти! – вмешалась Домна Терентьевна. – Чай, лестно у князя-то служить? Не простой, чай, человек. Мне бы хоть глазком поглядеть на него.

– А чего на него глядеть? – сказал Дорофей. Хмель у него уже начал проходить, и вместо того им овладевала досада. – Такой же человек, как и не мы.

– Уж ты скажешь, Дорофеюшка! Князь, чай! Не простой. Уж, верно, и ростом и дородством вышел. И с лица не как мы грешные.

Михайла не сдержался и прыснул, как мальчишка.

– Показал бы я его тебе, Домна Терентьевна. Тощий сам и на одну ногу храмлет.

– Ахти, господи! – ужаснулась Домна Терентьевна. – Да ты не врешь, Михалка? Как же так? Князь, а храмлет. Его ж до царя, чай, допускают.

– А как же, – сказал Михайла. – Вот и ноне наказывал мне князь, чтоб я скорей ворочался. Казна ему надобна. Царь Василий на Москву ему ехать велит. То и первопутки не дождался. На телегах обоз послал. Вот мне, Дорофей Миныч, и охота с тобой враз договориться. Почем рожь берешь? Сто двадцать пять четвертей я привез. Останное не обмолочено еще. По зимнему пути привезем, как ты добрую цену дашь.

– Ладно, Михалка, садись, повечеряем, а там и потолковать можно. Домна, чего ж ужинать не даешь?

– Марфуша, – сказала Домна Терентьевна, – кликни Феклушку. Печка-то уж, надо быть, остыла. Кое время топилась… Садись, Михалка, гость будешь.

Дорофей сел в верхний угол стола рядом с Домной Терентьевной и указал Михайле место около себя. Марфуша с Феклушкой открыли печную заслонку и стали вынимать из печи лист с подовыми пирогами, горшок щей, горшок каши. Пироги Фекла поставила на стол, рядом с караваем хлеба, а щи и кашу оставила на шестке и начала разливать в деревянные плошки. Марфуша подносила плошки щей – сначала отцу, матери, а потом Михайле; он встал и взял от нее с поклоном.

– Ты что ж это, Домна, – сказал Дорофей Миныч, – разве так гостя с дороги потчуют? Иль у нас уж в доме вина по чарке не сыщется?

– Как вину не быть, Дорофей Миныч. Да я так смекала, что, может, на ночь-то кваску бы лучше испить.

– Ну, как тебе лучше, так ты и пей, – засмеялся Дорофей. – А нам с Михалкой без чарочки и пироги в горло не полезут.

– Что ты, Дорофей Миныч, да я… – начал было Михайла.

– Ну, ты там у князя как знаешь. Вы, может, с ним только заморские вина-то пьете. А уж в гостях, чем хозяин потчует, то и пей.

Степка, сидевший на нижнем конце стола, уже успел сбегать за вином и принес отцу жбан и две чарки.

Дорофей взял у него жбан и неверной рукой налил обе чарки. Одну подвинул Михайле, другую взял сам, опрокинул в рот, проглотил, крякнул, поморщился и закусил пирогом с луком и яйцами.

Михайла поклонился хозяину, хозяйке, молча поглядел на Марфушу, выпил и тоже закусил пирогом.

В это время в сенях громко хлопнула входная дверь и заскрипели половицы под тяжелыми, уверенными шагами. Домна Терентьевна охнула, дернула за рукав Дорофея и сейчас же закрестилась мелкими крестами, причитая:

– Господи, пронеси! Господи, спаси и помилуй!

Дверь в горницу отворилась, и на пороге показался дородный человек среднего роста, с окладистой бородой, в наглухо застегнутом кафтане.

– Ха-ха-ха! – закатился Дорофей. – Так-то ты, Домна Терентьевна, братца встречаешь! Просим милости, Козьма Миныч, к нашей беседе.

Дорофей не совсем уверенно поднялся с места и поклонился брату, пока тот, сняв шапку, крестился на образа.

Домна Терентьевна тоже суетливо поднялась и кланялась гостю в ответ на его степенный поклон. Марфуша и Михайла быстро встали и низко поклонились. Михайла даже отошел к сторонке.

– Здорово, брат! Здравствуй, Домна Терентьевна! Как бог милует? Здравствуй, Марфа! А это кто ж у тебя, Дорофей? Будто видал где-то, а не припомню кто.

– Да это ж Михалка от Воротынского князя. Знаешь ты его, Козьма.

– А, помню – свистун это.

Михайлу всего передернуло.

– То давно было, – прервал его Дорофей. – А ноне его, гляди-ка, с обозом князь прислал заместо приказчика.

– Видел я у тебя во дворе возы с хлебом, – заговорил Козьма Миныч. – От князя Воротынского, стало быть. Рано прислал. Видно, боится, чтоб не разграбили. Ну, и ты, Дорофей, гляди. Купить-то купишь, а куды продавать станешь? По Волге ни одной барки вниз не сплавляют – не тихо там на