Зили-султан внезапно захихикал, но тут же снова принял значительный вид.

— Кроме того, — сказал он, — ваша публичная казнь произведет неприятное впечатление на моих союзников-англичан. По их мнению, шпионов не следует казнить, но лишь обменивать их на других шпионов. В крайнем случае, отдавать за выкуп. Однако я не отдам вас ни за какие деньги, слишком много вы мне попортили крови. Что же нам остается, мой друг?

Я пожал плечами: выпустить меня под честное слово, что я буду нем как могила.

— Честное слово здесь в Персии ничего не стоит, — отвечал принц, — да и в России, насколько мне известно, значит не слишком много. Так или иначе жизнь научила меня не верить никому на слово. Тем более — моим врагам. Таким образом, остается единственный путь — умертвить вас тайно.

Я, конечно, понимал, к чему ведет Зили-султан, но мне все равно сделалось не по себе. Я обменялся быстрым взглядом с Ганцзалином. Ах, если бы не проклятые кандалы! Вдвоем с помощником мы вполне могли бы побороться — тем более, что терять нам все равно было нечего. Но увы, чтобы вступить в бой, нужна была хотя бы минимальная свобода действий.

Принц перехватил мой взгляд и улыбнулся.

— Да, — сказал он, — я догадываюсь, с кем имею дело. Именно поэтому вы оба в кандалах. Так вам будет несколько затруднительно демонстрировать свое боевое искусство. Впрочем, мы отвлеклись. Вас следовало бы тайно умертвить, говорю я. Однако и этот путь мне не слишком подходит. Поэтому я решил предоставить вас вашей собственной судьбе.

Я посмотрел на него внимательно. Что это? Очередные красивые слова, которые так любят на Востоке или он действительно имеет в виду что-то необычное…

— Имею, — сказал принц. — Я не запятнаю рук вашей кровью, но смерть ваша будет медленной и мучительной. Вы слышали про гебров-огнепоклонников? Здесь неподалеку находится их дахма, башня молчания. Скоро вы познакомитесь с ней поближе.

Он хлопнул в ладоши. В шатер вошел стражник с подносом в руке. На подносе стояли два стакана с водой, рядом на блюдечке лежали две голубые пилюли.

— Ах, как изящно это смотрится, — восхитился принц, — как красиво! Именно ради таких моментов и стоит жить, как вы полагаете?

Я ничего не ответил, потому что не видел в дискуссиях никакого смысла.

— Сейчас вы примете эти пилюли — сказал Зили-султан, — и запьете их водой.

— Это яд? — спросил я.

Принц нахмурился.

— Я же сказал, что не буду вас убивать. Пейте!

— А если нет?

Зили-султан как-то погано оскалился.

— Вы же знаете такую казнь — распиливание на тысячу кусков. Ее придумали китайцы, но применить ее можно и в Персии.

— Ладно, — сказал я, — верю вашему слову, ваше высочество. Видите, я не так подозрителен, как вы.

И кивнул Ганцзалину. Стражник помог нам обоим принять свои пилюли и проследил, чтобы мы их проглотили.

Опрокидываясь в небытие, я вдруг увидел перед собой лицо Элен. Она сокрушенно смотрела на меня и говорила: «Как жаль, как безумно жаль… Но ведь ты сам этого хотел, милый!» Рядом с ней стоял и мерзко улыбался Зили-султан.

Глава шестнадцатая

Башня молчания

Что-то острое коснулось моей щеки, потянуло и вырвало меня из загробного морока. Я открыл глаза и вздрогнул: прямо на меня пялился черный гриф — омерзительный, с голой шеей, окруженной струпьями из перьев. Стервятник сидел у меня на груди и, кажется, примеривался чудовищным своим клювом вырвать мне глаз.

Я попробовал махнуть рукой, чтобы отогнать его, но ни руки, ни ноги мои не двигались. Тогда я закричал ужасным голосом:

— Вон! Пошел вон!

Гриф нехотя спрыгнул с меня и отскочил на пару саженей в сторону. Когда грудь моя освободилась, я почувствовал, каким тяжелым был этот пернатый могильщик.

Я поморгал глазами, в которых все двоилось — то ли от снотворного, то ли от страха. Но увидел я после этого только синее небо над головой. Солнце уже близилось к закату. Рядом раздался тихий стон. Я повернул голову направо и увидел, что неподалеку от меня на небольшой каменной плите лежит Ганцзалин. Видимо, он, как и я, только пришел в себя. Слуга мои был спелёнат сверху донизу, словно египетская мумия, открытой оставалась одна лишь голова. Судя по всему, так же поступили и со мной — именно поэтому я не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

Я повернул голову налево и снова увидел уже знакомого мне грифа-падальщика. Он сделал несколько быстрых шагов в мою сторону и застыл. Немного поодаль сидели два его ужасных сотоварища, но чуть поменьше размерами.

По мере того, как отступало действие снотворного, ко мне возвращались все пять чувств. Гриф отвратительно заскрипел, а потом издал резкое металлическое кудахтанье. Этот адский звук словно открыл ворота для остальных ощущений. Сначала я почувствовал, как затекли мои руки и ноги, потом нос мой наполнился мерзким сладковатым запахом тления. Я чуть приподнял голову и увидел, что в пятидесяти футах от нас с Ганцзалином лежат два изъеденных птицами трупа. Нас разделяло только что-то вроде широкого колодца.

Я знаю, что некоторые суеверные люди боятся, что мертвец может восстать из гроба и прийти по их душу. Я этого не боялся, довольно было того, что мертвецы просто лежали рядом и отвратительно смердели. Черт побери, эдак ведь можно и заразиться какой-нибудь дрянью! С другой стороны, что мне бояться заразы, если жизни моей осталось всего ничего. Слуга мой снова заворочал головой и попытался что-то сказать, но ветер отнес его слова в сторону.

— Не слышу, — крикнул я — говори громче!

— Хозяин, — прохрипел Ганцзалин, — где мы?

— Это дахма — сказал я, — башня молчания, или башня смерти. Здесь огнепоклонники хоронят своих усопших.

— Но мы-то не усопшие, — голос у Ганцзалина по-прежнему был хриплый.

Я не стал спорить, только заметил, что нам здорово не повезло попасть сюда живьем. В виде трупов было бы гораздо спокойнее. Огнепоклонники считают мертвецов нечистыми, а нечистое нельзя предавать ни земле, ни воде. И вот они придумали эти свои башни, где выставляют тела умерших. Мертвецов сначала объедают птицы, потом кости сушит солнце, потом, наконец, их бросают в колодец. Там скорбные останки тлеют и разрушаются, пока их не смоет дождевая вода.

Ганцзалин, однако, настаивал, что нам такой конец не подходит. Хотя бы потому, что мы до сих пор живы.

— Не беспокойся, нам недолго осталось, — отвечал я. — Посмотри налево, там грифы-падальшики. Очень скоро они возьмутся за нас. И вот тогда-то мы