Я залился криком непрерывным, как пароходная сирена. Вспугнутый гриф тяжело спрыгнул на землю и, недовольный, неуклюже отбежал в сторону.

Еще несколько раз он пытался взяться за моего бедного друга, но всякий раз я отпугивал его дикими криками. В последний раз я сорвал себе голос и мог уже только хрипеть. Было ясно, что еще немного, и гриф получит у смерти свою страшную дань.

И тут случилось нечто необыкновенное. Я воочию увидел, как смерть соткалась из ночной тьмы и, освещаемая ледяным светом луны, вступила на скорбную арену дахмы. Сердце мое облилось холодом, дыхание замерло. Не отрывая глаз, я глядел, как смерть приближается ко мне неторопливым ровным шагом. Это была женщина, вся в черном, лицо ее было закрыто — вероятно, потому, что лик смерти можно увидеть один только раз — и то в самый миг умирания. Итак, мы звали сверхъестественную силу, и она явилась.

Смерть подошла ко мне вплотную. Что ж, она забрала Ганцзалина, теперь пришла и моя очередь. Смерть наклонилась надо мной, и я неожиданно почувствовал легчайший запах французских духов. Но удивиться как следует не успел. Смерть откинула черную вуаль, закрывавшую ее лицо, и посмотрела на меня глазами Ясмин.

Несколько секунд мы молчали, глядя друг на друга. Потом я проговорил хрипло, почти неслышно:

— Как ты здесь оказалась?

— Я следила за тобой, — просто отвечала Ясмин. — Когда поняла, что вас оставили здесь умирать, достала веревочную лестницу с крюками, забросила ее на башню и залезла сюда.

— Значит, пришла доделать свое черное дело… — я не мог на нее больше смотреть.

— Черное дело? — ее голос звучал удивленно. — Я пришла спасти вас, как спасала всегда.

— Элен мне все про тебя рассказала… — голос у меня был сорван, я не мог говорить громко, но в кладбищенской тишине дахмы каждый звук разносился необыкновенно далеко. — Я знаю, что ты родственница Зили-султана.

Она на миг смутилась, но отпираться не стала.

— Да, я его родственница. Точнее, родственница его матери.

— Значит, тебя послали следить за мной и… и уничтожить меня, — я не мог смотреть в ее глаза, черные, как колодцы. — Радуйся, ты победила.

Несколько секунд она только молча глядела на меня, потом тихо заговорила.

— Меня на самом деле послали следить за тобой. И если понадобится, уничтожить. Но я была слишком неосторожна. Я провела с тобой в тахтараване целый день. И после этого я уже не могла делать то, ради чего меня к тебе отправили. Ты оказался слишком хорошим человеком и я… я не смогла. Поэтому я устроила так, что полиция меня схватила — мне надо было чем-то оправдать свое бездействие.

— А кто преследовал нас все это время?

— У эндеруна много лазутчиков, у него везде глаза и руки. Как могла, я оберегала тебя, ты об этом уже знаешь.

Я отвел глаза.

— Я тебе не верю.

Несколько секунд она молчала. Потом заговорила вновь.

— Пускай. Я все равно спасу тебя. И тебя, и твоего слугу.

Я скрипнул зубами, вспомнив о Ганцзалине.

— Ты опоздала. Ганцзалину уже никто не поможет. В него ударила молния, он мертв. Мертв…

Ясмин растерянно умолкла. Потом сказала:

— Но ты-то жив! И тебя еще можно спасти.

Несколько секунд я молчал. Мне очень хотелось довериться ей. Но я не мог.

— Ты меня не обманешь, — проговорил я. — Элен мне все про тебя рассказала.

Она покачала головой.

— Элен… И ты ей поверил? Она же работает на англичан, она шпионка, как и ты. Как все мы… — поправилась Ясмин, перехватив мой взгляд.

Я хрипло рассмеялся.

— Как все мы… Элен — чистая душа. Ты клевещешь на нее.

— Зачем мне клеветать? Это она выдала тебя Зили-султану, она виновата во всех твоих бедах. Она, а вовсе не я.

С минуту я молчал. Потом сказал:

— Освободи меня.

Ясмин торопливо вытащила из складок одежды кинжал и наклонилась надо мной.

— Нет-нет-нет, — раздался за ее спиной знакомый голос. — не надо лишней суеты. Никто никого не освободит.

В мгновение ока Ясмин повернулась назад и тут же отпрянула. В трех шагах от нее — я глазам своим не поверил — стояла Элен. Луна делала ее белую кожу еще белее, волосы под луной были не золотыми, а серебристыми, казалось, что перед нами — выходец с того света. Одета она была в коричневую «амазонку» — костюм для верховой езды.

— Ах, этот глупый принц с его восточным людоедством, — криво улыбнулась Элен. — Надо было просто тихо придушить вас и потом отправить в дахму. Но он непременно хотел вас помучить перед смертью. Нет, мстительность не грех, но большая глупость. Сколько замечательных предприятий провалилось из-за этого сильного чувства. Если ты решил уничтожить врага, это надо делать решительно и сразу, а не растягивать удовольствие. Но я, разумеется, не могла бросить тебя на произвол судьбы. Я должна была исполнить свою миссию. Точнее, свое задание.

— Элен, я не понимаю… — я никак не мог поверить в происходящее. — Какое еще задание, о чем ты?

— Ты мое задание, милый, — почти ласково улыбнулась Элен. — Проще говоря, я должна была тебя обезвредить. Клянусь богом, меньше всего на свете я хотела твоей смерти, но ты проявил себя слишком опасным, слишком изворотливым. Из-за тебя стратегические расчеты британского правительства оказались на грани провала. Поэтому пришлось подбить принца расправиться с тобой. Правда, я полагала, что это будет выглядеть куда проще, и вовсе не рассчитывала на такие мучения. Ты видишь, любимый, я вовсе не чудовище. И наша связь для меня очень много значит.

— Я вижу, — пробормотал я. — Получается, то, что о тебе сказала Ясмин, все правда?

Она засмеялась как-то невесело.

— Ну, всей правды обо мне никто не знает. Например, что мне не 22 года, а уже 28. Но это ничего. Эту правду вы унесете в могилу…

И она сделала шаг в нашу сторону. Ясмин мгновенно направила в ее сторону кинжал.

— Не подходи, ведьма!

Даже в ночи было видно, как перекосилось лицо Элен.

— Дикарка зовет меня ведьмой? Это смешно…

Ясмин стремительно прыгнула вперед и полоснула кинжалом Элен прямо по лицу. Но та в последний миг успела отскочить.

— Я еще думала, не оставить ли тебя в живых, девочка… — сказала она задумчиво. — Но после такой наглости. Нет, сегодня у грифов будет богатое угощение.

С этими словами она выхватила из кармана короткий двуствольный дерринджер и наставила на Ясмин. Та застыла, продолжая сжимать в руке бесполезный теперь кинжал.

— Я прострелю тебе колени и вставлю в рот кляп, чтобы ты не могла кричать.