Эмили Коннорс, не «Мир Кристины» с лишними окнами? Что это, если не причина стертой памяти Сидни Фэрроу?

Что это, если не «Кролики»?

– Не знаю. Нам просто сказали, что нужно искать улицу, которой то ли нет, то ли не должно быть, – отвечает Карлотта. – Но никто не знал, где она, поэтому мы разделились на три группы по четыре человека. Мы с подругой присоединились еще к двум девушкам – лет, наверное, по двадцать.

Карлотта замолкает. Она расстроена, это видно.

– Все хорошо, не торопись, – говорит Хлоя.

Карлотта несколько раз глубоко вздыхает.

– Так. В общем, они были в полном восторге. Постоянно сверялись с картой, исписанной какими-то закорючками, – видимо, ориентировались по ней на местности.

– Не знаешь, откуда они ее взяли?

– Подруга сказала, что благодаря наркотикам они вошли в транс и просто автоматически писали все, что пришло в голову. Всякие слова, символы, узоры. Потом из них выбирались повторяющиеся последовательности, и уже на их основе строилась карта.

– И как, она привела вас к несуществующей улице? – спрашивает Хлоя.

– Ну, кстати, да, – отвечает Карлотта. – Но не сразу. Сначала девушки вдруг оживились, начали шептаться, что чувствуют его, что он близко.

– Кто?

– Серый Бог. Он якобы воззвал к ним, и они бросились бежать. Мы с подругой побежали их догонять, но в итоге они остановились через несколько улиц у входа в узкий переулок, старый такой, выложенный булыжником. Его не было на онлайн-картах. Гугл считал, что мы стоим перед домом. Меня, кстати, удивило не только это.

– А что еще? – спрашивает Хлоя.

– Вокруг никого не было, хотя был вечер пятницы.

– И что? – говорит Хлоя. – Такое бывает.

– Нет. В Лондоне – не бывает. Здесь постоянно полно народа.

Карлотта ненадолго замолкает – видимо, вспоминает неестественную тишину пустых улиц.

– А что потом? – не выдерживаю я.

– Моя подруга попросила девушек подождать остальных, потому что мы должны были пойти в переулок все вместе, но они не послушали. Сказали, что их зовет Серый Бог и что ждать он не будет. Потом они взялись за руки и вошли в переулок. До сих пор слышу, как их каблуки стучат по камню, а они идут, держась за руки, в темноту. Моя подруга скинула остальным адрес, и мы пошли за девушками.

Карлотта замолкает, отпивает воды и продолжает:

– И вот тогда началась какая-то полная дичь, – произносит она.

– В смысле? – спрашивает Хлоя.

– Ну, сложно объяснить, но… в самом конце переулка что-то… появилось.

– Появилось? Что? – спрашиваю я.

– Какое-то расплывчатое пятно… но оно постоянно менялось. Прямо как в фильме ужасов. Стало очень темно, но только в переулке – мы даже не могли разглядеть девушек, которые шли впереди. Мне вдруг резко захотелось сбежать. Я чувствовала, как что-то надвигается.

– То есть что-то хотело тебя поглотить? – переспрашивает Хлоя.

– Нет. Хуже, – отвечает Карлотта.

– Хуже? – говорю я. Во рту пересыхает, и жар волной расходится по телу, затуманивая разум.

– Оно хотело поглотить всех, – произносит Карлотта.

Судорожно вздохнув, я пытаюсь взять себя в руки. Бросаю взгляд на Хлою – она встревоженно смотрит на меня, сцепив руки в замок между колен так, что побелели костяшки.

– Ну, в общем, я сразу же схватила подругу за руку, и мы побежали оттуда ко всем чертям, – продолжает Карлотта.

– А что стало с девушками? – спрашиваю я, хотя знаю ответ.

– Пропали, – отвечает она.

– И в переулке не было никаких дверей? – уточняет Хлоя.

– Ничего там не было. Только тупик. Ни дверей, ни заборов. Когда мы добрались до остальных, то рассказали, что случилось, а они все обрадовались и потребовали срочно отвести их к этому переулку. Мы вернулись, но переулок пропал. Улица была та же, но на месте переулка оказалась стена.

– Ты уверена, что вы не заблудились? – спрашивает Хлоя.

– Абсолютно. Больше ничего не изменилось. Уж не знаю, что случилось с девушками, но явно ничего хорошего. Я всю ночь не спала, а утром позвонила подруге, хотела спросить про переулок и уговорить ее срочно уехать из этой секты. Но было поздно.

– Она тоже пропала?

– Нет. Умерла.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Сердечный приступ. Но ей было всего двадцать восемь.

Мы с Хлоей переглядываемся.

Барону было всего тридцать девять.

28. Ракета

– Поезд прибыл на станцию «Уэстлейк», – раздается слегка искаженный роботизированный голос, и полупустой вагон замедляется и останавливается.

Хлое нужно было пойти поработать, поэтому я решаю съездить на рынок Пайк-плейс, купить что-нибудь к ужину.

Я выхожу из метро и смотрю на свинцовое небо. Дождя пока нет, но есть большой шанс, что это ненадолго. Спрятавшись за капюшоном от холодного солоноватого ветра, дующего со стороны океана, я поспешно иду к Третьей авеню.

Я как раз раздумываю над тем, что приготовить (пока в голову приходит только рыба с макаронами), как вдруг одновременно происходит сразу несколько вещей: во-первых, я замечаю черный спортивный автомобиль – новенький «Ауди», кажется, – который проскакивает на красный, резко поворачивает и устремляется в мою сторону; во-вторых, в противоположном конце улицы появляется Суон со своими блондинистыми близняшками, которые тоже идут ко мне; и, наконец, словно одной машины и Суон с близнецами мне не достаточно, еще два автомобиля с визгом шин разворачиваются и мчатся на меня по встречной полосе, с обеих сторон прижавшись к «Ауди».

И вот в мою сторону едут три автомобиля.

Развернувшись, я бросаюсь бежать со всех ног, но понимаю: если хоть одна машина не остановится, столкновения не избежать.

Когда между нами остается буквально несколько метров, на перекресток вдруг вылетает белый фургон и останавливается. Машины, резко вильнув, уходят в сторону, как в какой-то игре, а я замираю, уставившись на раздвижную дверь. Точнее, на логотип химчистки «Золотая печать» – компании, номер телефона которой, по словам Рассела Миллигана, принадлежит Хейзел.

Дверь отъезжает в сторону.

– Залезай, – произносит незнакомый мужчина.

Я запрыгиваю в фургон, и он захлопывает за мной дверь.

Фургон срывается с перекрестка.

Внутри химчисткой даже не пахнет: обстановка скорее напоминает дорогостоящий походный трейлер, чем рабочий фургон. Нет даже оборудования: его место занимают два небольших бежевых диванчика из тика, между которыми стоит прямоугольный журнальный столик.

Мужчина, открывший мне дверь, присаживается на диван. У него карие глаза и черные как смоль волосы.

– Я получил твое сообщение, – говорит он и жестом приглашает присесть напротив.

Ему лет сорок; говорит он с легким британским акцентом, но я не понимаю, кто он по национальности: может, турок или итальянец. Он одет в черный костюм, явно подогнанный по стройной фи- гуре.

– Какое сообщение? – спрашиваю я.

– Это, – отвечает он и включает запись на телефоне. В