читать того, что происходило дальше, поскольку это просто лежит за гранью человечности. Дело в том, что в корзину, отправленную на вокзал, не вместилась отрубленная голова Ильинского. Чтобы избавиться от нее, Кузнецова положила голову в печку на кухне и приказала кухарке затопить плиту. Когда голова стала гореть, потрескивая на углях и издавая невыносимый смрад, кухарка, по приказанию Кузнецовой, стала жарить яичницу, которую они затем обе с аппетитом съели. В тот же вечер Кузнецова пригласила гостей и устроила шумный праздник с попойкой.

Между тем через два дня корзину с «расчлененкой» обнаружили на Варшавском вокзале. Сыщики безуспешно пытались напасть на след: никаких нитей к раскрытию преступлений не было. Страшное убийство так и осталось бы безнаказанным, если бы не случай.

Раскрыть преступление удалось благодаря мужу Кузнецовой, который состоял со своей благоверной в весьма скверных отношениях. Спустя неделю после убийства он нашел в квартире на полу тысячерублевую ассигнацию и, заподозрив неладное, заявил в полицию. Сначала арестовали кухарку, а потом и скрывшуюся было Кузнецову.

Следствие длилось полтора года, и только в декабре 1907 года кухарка Федорова и золотошвейка Кузнецова предстали перед судом. «Кузнецова – еще довольно молодая женщина, с серым, бесцветным лицом, – сообщал с места событий репортер «Петербургского листка». – Держится спокойно, даже безучастно. Федорова – уже пожилая женщина, лицо изможденное, в черном платке. Страшно волнуется, жалуется на головную боль».

Главным на процессе стал вопрос: нормальна ли Кузнецова? Защита клонила к тому, что убийца попросту психически ненормальна. Кое-какие доказательства этого действительно обнаружились. Выяснилось, что Кузнецова – давняя алкоголичка. Кроме того, многие ученицы припоминали, что с ней нередко случались припадки: «Било ее по земле, а лицо черное, черное…»

На суде Кузнецова хранила молчание, однако от агента сыскной полиции Яцевича стала известна ее исповедь, данная ею сразу же после ареста. В ней не было слов раскаяния, только хладнокровное признание: план убийства готовила заранее, зарубила старика во сне, денег оказалось восемь тысяч рублей.

Свидетели защиты пытались доказать, что Кузнецова – больная женщина, на что указывает даже само зверство совершенного преступления. Мнения экспертов разделились: доктор Чехов склонялся к мысли, что подсудимая психически здорова, а доктор Мендельсон, наоборот, считал, что у Кузнецовой «много объективных признаков патологического недоразвития», а потому ее следует подвергнуть исследованию в специальной лечебнице.

Все, кто находился на суде, с замиранием сердца ждали решения участи Кузнецовой. Что ждало ее – каторга или психбольница? Судьба страшной преступницы зависела только от вердикта присяжных. По закону, мнения хотя бы одного из пятнадцати заседателей было достаточно для направления дела на доследование.

Именно этот голос и решил исход дела: один из пятнадцати присяжных усомнился в нормальности Кузнецовой. Поэтому в результате присяжные не смогли вынести обвинительный вердикт. Суд постановил отложить дело и направить его на доследование – на предмет выяснения «умственных способностей Кузнецовой» в специальной лечебнице.

«Жертва мести врачей-гинекологов»

«Дело доктора Карабевича» на протяжении нескольких лет будоражило петербургскую публику. Три раза доктор оказывался на скамье подсудимых: один раз его осудили, два раза оправдали. Защитники доктора Карабевича называли его «жертвой мести врачей-гинекологов».

Суть дела казалась до банального проста: дочь фельдшера дворянка Валентина Славинская, служившая в Городской управе, обратилась к доктору Карабевичу с просьбой сделать ей аборт. Предприимчивый врач согласился помочь барышне в столь щекотливой ситуации, однако результатом операции стала смерть Славинской. Когда это случилось, доктор заявил, что его подопечная скончалась… от тифа.

Спустя некоторое время, в январе 1908 года, «дело доктора Карабевича» в первый раз рассматривалось в Петербургском окружном суде. На суде всплыл факт, что Карабевича уже судили прежде за совершение аборта некоей Никитиной, от которого та умерла, и приговорили к тюремному заключению на четыре года. Однако вскоре по прошению доктора его помиловал сам государь император, и Карабевичу вернули право врачебной практики, отобранное судом.

Теперь же суд настроился весьма решительно. После семи дней заседаний неудачливого гинеколога приговорили к лишению всех прав и отправили в «исправительные арестантские отделения». Однако Карабевич подал кассационную жалобу в Сенат, и приговор суда обжаловали. Весной 1909 года дело об аборте Славинской слушалось вторично, в результате чего доктора Карабевича оправдали.

Но на этот раз решением суда остался недоволен помощник («товарищ») прокурора, который подал в Сенат кассационный протест. Сенат отменил оправдательный приговор, и в декабре 1910 года доктор Карабевич вновь оказался на скамье подсудимых. Напомним, это был уже третий суд по «делу Карабевича».

«Вся эта судебная волокита и долголетнее заключение в тюрьме оказали сильное влияние на доктора, – сообщал газетный репортер. – Красивый, представительный доктор средних лет превратился в седого сгорбленного старика». Два года и семь месяцев пришлось провести ему за решеткой. На сей раз его обвиняли не только в совершении аборта, повлекшего смерть, но и в «подчистке вещественных доказательств» – ложных записях в книге для записи болезней.

«Я всю жизнь был прямолинеен и теперь скажу: в совершении выкидыша у Славинской я никакого участия не принимал, – заявил на суде доктор Карабевич. – Подчистку я сделал, но преступления я не совершал и виновным себя признать не могу, ибо никакой вины нет».

На суде уже в который раз выступили многочисленные свидетели. Врачи-эксперты считали, что смерть Славинской произошла от заражения крови, явившегося последствием выкидыша, поскольку операция производилась доктором Карабевичем без соблюдения антисептика, и никакой речи о тифе и быть не может. Представители защиты, в свою очередь, доказывали, что доктор ни в чем не виноват, а стал жертвой злых козней и зависти конкурентов-гинекологов.

Как ни странно, но итогом третьего суда стал очередной оправдательный приговор доктору-гинекологу. Так решили присяжные заседатели.

«Сейчас я уезжаю на пару недель в имение моей жены в Ковенскую губернию, – заявил Карабевич сразу же после суда, – а затем вернусь в Петербург и снова займусь врачебной практикой, причем я решил совершенно отказаться от акушерства и ограничиться внутренними и женскими болезнями. Еще в тюрьме я все свободное время посвящал изучению медицинской науки, по преимуществу гинекологии и вибрационного массажа».

Правда, наверное, редко кто рискнул бы теперь доверить свою жизнь многократно судимому доктору, погубившему, по неосторожности или малограмотности, нескольких человек…

По стопам Раскольникова

Похожая как две капли воды на описанную в романе Достоевского «Преступление и наказание» история убийства старухи-процентщицы повторилась в Петербурге в начале 1910-х годов. В роли «зловредной старушонки» оказалась мелкая ростовщица Бурова, занимавшаяся покупкой и перепродажей старья. Бурова жила в доме на Петербургской стороне, у Тучкова моста. Ее комнату в подвальном этаже посетители с иронией называли «ломбардным отделением». Помещение было сверху донизу завалено разным