чувствую такую тоску, какой за всю свою человеческую жизнь не испытывал. Даже горе по убитой матери меркнет в сравнении с этой тоской. Но мой долг спасти сестру. Если бы смерть угрожала только мне, но она угрожает и тебе. А кроме тебя, да меня, помочь ей некому!

Я тяжело вздохнул, мне больно было слышать такое от друга. Я и сам видел, как изменился жизнерадостный добродушный Фил, после этого проклятого зелья. И теперь для меня стало ясно как день, что тот прежний мальчишка больше не вернётся.

— Фил, утра вечера мудренее, — заметил я. — Давай отдохнем, завтра нам предстоит борьба за жизнь. И мы её выиграем.

Фил подошел к бочке с водой и умыл раскрасневшееся лицо. Глубоко вздохнул-выдохнул, повторил это несколько раз и сел на соседнюю лавку.

— Хорошо, Эрик, если уж я тебе поверил, то буду верить до конца.

Хоть Фил и был прав — мы опять угодили в самую жопную жопу, и его тревога по этому поводу не могла обойти стороной и меня, я очень хотел спать и легко провалился в сон несмотря ни на что. Видимо, я слишком устал за эти дни, и надеялся, что в этот раз обойдется без пророческих сновидений, и я просто наберусь какой-то бодрости перед очередным злоключением.

Однако надеялся я зря. Мою душу опять потащило из сна, к моим врагам. В этот раз я видел не замок Варда и не Амадей, а кое-что новенькое.

С высоты птичьего полета я смотрел на Тринадцатый город, над которым клубились черные тучи. Ледяной ветер бил в перья, мотыляя меня из стороны в сторону.

Приблизив картинку, я обнаружил на одной из улиц сына брата Лесли. Мальчишка Диксен перерезал горло какому-то подвыпившему мужику, встал на четвереньки и стал лакать его ещё горячую кровь. Послышались шаги стражника, Диксен оторвался от своего занятия. Поднялся на ноги — вся рожа и одежда у него были в крови. Не дожидаясь стражника, он шмыгнул в тёмный проулок.

Ветер ударил меня в грудь. Меня отнесло от города на несколько километров. Я увидел, как через поле к городу неслась вереница экипажей в сопровождении стражи. Судя по гербам, погостить в городе желали сплошь герцоги да лорды. Среди прочих я заметил и экипаж братьев Глостеров.

Я детализировал происходящее в экипаже. Там, вместе с Глостерами вольготно сидел Арчибальд, невыразимо мерзко потирая маленькие толстые ручки, пальцы которых были унизанные дорогими перстнями, при своем жирном бурдюке на месте живота.

Я глазам своим не верил. Еще свежа была картина, как ворогды иссушили его тело, обратив в ничто. Как он нажрал за такое короткое время столько жира? И вообще как смог выжить?

— Все идёт, как по маслу, мой друг Джейкоб, — хвастливо говорил он. — Скоро я стану един со своей хармой, и Седрик Тёмный обретет прежнюю мощь в моём лице.

— Главное, чтобы этот Седрик, в вашем лице, действительно помог нам победить ворона, — хмуро пробурчал старший Глостер. — А-то от этого мальчишки Эрика толку, как от козла молока. Слабо верится, что богиня жизни выбрала его нам в защитники.

— О-о-о, не сомневайтесь, ваша светлость, я же показывал вам пророчество, всё так и будет, — слащаво улыбнулся Арчибальд. — А я отомщу им за своего сыночка Роджера. Запомнят они и его, и меня…

Его вид, такой скользкий и самодовольный, даже у Глостеров вызывал презрение.

— Об этом ваше пророчество ничего не говорит, — хмуро заметил Джейкоб.

— Это потому что запоминать будет некому, — скрипуче рассмеялся Арчибальд.

— Вы так уверены в этом Седрике…

Я проснулся весь мокрый от пота, голова гудела, хотелось пить, но вставать было лень. Я уткнулся взглядом в паутину, которую паук сплел в углу камеры. На паутине жужжала муха, пытаясь вырваться из клейких сетей на волю. Но паук уже был готов прокусить её, желая отведать её жизненных соков.

Исходя из увиденного, напрашивался вывод, что вся эта катавасия со склепом была заранее спланирована Арчибальдом и Глостерами. Они просчитали каждую мелочь, и не просто просчитали, а в помощь им было некое пророчество.

Я ошибался, заговор был устроен не со стороны Варда. Не ворон стоял за всеми этими пешками, а какой-то жалкий Арчибальд. Как назвал его Вард — тень человека, гомункул. Даже как-то неловко стало за герцогов, что они так легко повелись на столь сомнительную авантюру.

Аристократы не верили в меня, вот в чём корень всех бед. Я казался им всем просто слабым безвольным мальчишкой. Они поддались панике, и нашли такой вот выход из ситуации, решив вышибать клин клином. Да только ума, чтобы подумать наперед, видимо, им не хватило, или они считали, что Седрика одолеть будет легче, чем ворона.

В какой-то степени их можно было понять. Они знали Эрика Герберта, то есть ещё не меня, а настоящего, с самого рождения, до того как его телом завладел я. И судя по всему это был безответственный малолетний дебил — оболтус и ходок. Это впечатление укоренилось в обществе у всех, и его не так-то просто было переломить, тем более, откровенно говоря, я не очень-то и старался.

Дверь камеры с грохотом открылась, пробудив ото сна Фила, который подскочив, как ужаленный, вмиг оказался на ногах. Прямо на пол нам поставили поднос с блюдами, в которых аппетитно дымилась еда.

— Ваш завтрак, — процедил стражник, с опаской косясь на Фила. — Суд состоится через полчаса.

Меня уговаривать дважды не пришлось. Я встал, продрал глаза, плеснул в лицо холодной водичкой и сразу набросился на еду. Кормили, надо сказать, в этой тюрьме не хуже, чем в каком-нибудь столичном ресторане. Тут вам и икорка, и масло, и запашистая каша на молоке, и даже кофеек.

Фил присоединился к трапезе без особого энтузиазма.

— Кажется, твой аппетит не может испортить ничего, — хмуро заметил он, размазывая кашу по чашке.

— Война войной, а обед по распорядку, — рапортовал я, откусывая смачный кусок хрустящего белого хлеба густо смазанного маслом с икрой.

Я подъел всё — за себя, и за Фила, и почувствовал, что силы и энергия при мне, а значит, я еще повоюю.

Пришли стражники. Нас заковали в кандалы, и теперь я понял, о каком магическом блоке говорил брат Лесли. Магию сковало намертво, так, что испуганный сокол во мне затрепыхался, забил крыльями. Мне стоило немалых усилий успокоить птицу в себе. Без магии я