Шрифт:
Закладка:
Я подошёл к сидевшему за ней атлетически сложённому мужчине и протянул свой пропуск:
– Доброе утро! Мне нужно пройти в отдел инакомыслия, чтобы записаться на приём к…
– Здравствуйте, – перебил меня тот, даже не взглянув на мои бумаги. – Вас ожидают. В конце холла зайдите в средний лифт, он напрямую доставит вас в нужный кабинет.
– Сразу видно – военный, – усмехнувшись, промолвил мой невидимый остальным друг. – Все разговоры только по делу, ничего лишнего. Прячь документы и пойдём – похоже, никуда записываться нам не придётся. Нас ждут, и обратной дороги уже нет.
Так и оказалось. Скоростной лифт за несколько секунд поднял нас на высоту ста двадцати метров, и у меня заложило уши, как при маневре на истребителе. Двери бесшумно раскрылись, и нашему взору предстал огромный кабинет с высокими потолками и большим панорамным окном во всю стену, из которого открывался вид на серый, местами ещё разрушенный город. Казалось, подобную комнату я уже где-то видел. Посередине кабинета в большом кресле за красивым деревянным столом сидел человек. Увидев меня, он улыбнулся, встал и, подобно гостеприимному хозяину, пошёл навстречу мне, хотя, вообще-то, моя жизнь сейчас находилась в его руках.
– Доброе утро, – произнёс он, протягивая руку. – Я вас очень ждал. Надеюсь, добрались хорошо?
– Здравствуйте, – насторожённо ответил я, пожимая его сильную ладонь. – Думаю, вы и так знаете, как я добрался, а также вам известны подробности моего вчерашнего вечера, поэтому не буду занимать ваше время пустыми словами. Зачем нужен был этот спектакль?
– Если вас это обидело, то прошу меня простить. Я объясню, зачем так всё было сделано, но, если не возражаете, чуть позже. А сейчас я предлагаю взглянуть на чудесную панораму, открывающуюся из моего окна. Давайте подойдём сюда, – сказал подозрительно любезный Инквизитор, приближаясь к пуленепробиваемому стеклу. – Можете сказать, что вы здесь видите? Только честно, без лести.
– Раз вы так хорошо осведомлены обо мне, то, должно быть, знаете, что я никогда никому не пытался угождать, – ответил я, подходя вместе со своим невидимым спутником к окну и окидывая взглядом когда-то прекрасный и цветущий город. – Я вижу тут многое. Например, страх, поселившийся практически в каждом из граждан. Ещё я вижу убивающее инициативу неравенство – кстати, с высоты вашего кабинета это заметно ещё отчетливее. А главное, что бросается в глаза, – это отчаяние. Оно отравляет души несчастных изнутри, многие из-за него пристрастились к алкоголю, а некоторым повезло ещё меньше, и отчаяние успокоило их навеки. Хотя я всё-таки немного вам польстил своей оценкой – в мыслях у меня картина куда мрачнее. Ведь отсюда не видно многих проблем, убивающих людей в тех местах, откуда я приехал.
– Главное, что мне в вас нравится, – это военная прямолинейность. Все, кого я спрашивал на протяжении двух лет, говорили только одно: «Всё налаживается; с каждым днём, прошедшим после вашего назначения, ситуация кардинально улучшается; нам очень повезло, что сюда назначили именно вас…» Тошнит уже от этого, ей-богу. Ни от кого не могу достоверной информации получить: каждый норовит услужить, лизнув до неприличия глубоко. Единственное, чего от них легко добиться, так это кляузы на коллегу или соседа. Но теперь у меня сложилась более полная картина происходящего – за это спасибо. В сутках, к сожалению, всего двадцать четыре часа, а уследить за всеми одному человеку не под силу, поэтому в некоторых вопросах меня держат в неведении. И даже страх сурового наказания не может заставить людей говорить правду.
– Вы сами окружили себя такими людьми: хотя формально они вам и не подчиняются, но при этом все знают, в чьих руках находится их судьба. А людям свойственно желание жить, как ни странно. Не знаю ничего про вас, но вот ваш предшественник зачастую выбрасывал посетителей из окна этого кабинета просто от скуки – чтобы показать всем, кто находится внизу, их место. Вполне логично, что после этого страх у многих отпечатался в ДНК. Вы ведь хотели общества послушных рабов? Вот и получайте его – со всеми достоинствами и недостатками! А что до правдивой информации, то, насколько мне известно, у Верховного Инквизитора в подчинении должно быть несколько заместителей, не совсем, так сказать, доросших до верха. Разве они не дают вам полной картины?
– Их всего двое: с кадрами сейчас проблема, – с досадой ответил этот непонятный мне человек. – Раньше было пятеро, но бандиты с севера хорошо знают своё дело. Тем более есть и другие силы, пытающиеся помешать моему ведомству совершить все задуманные преобразования. Именно они и убирают нас поодиночке руками бывших ветеранов. Кстати, многие из этих наёмников во время войны сражались вместе с вами. Но сейчас не об этом. Мои сотрудники – очень профессиональные люди, даже сейчас они ездят с инспекциями по континенту, пытаясь предоставить мне реальное положение дел, схожее с тем, что описываете вы. Но в них напрочь отсутствуют творческое начало, фантазия, прогрессивное мышление… Понимаете, что я хочу сказать?
– Ну, если считать творчеством изощрённые казни или новые методы запугивания, то, скорее всего, понимаю.
– Я не об этом… Вы смотрите на меня, но при этом видите моего предшественника. Я не виню вас за это: имидж власти всегда непросто менять, особенно учитывая то, что она себе позволяла. Кстати, лично мне претят подобные методы, да и не только мне. Но это мы тоже обсудим позже: нам ведь некуда торопиться, а в вашем лице я, кажется, нашёл достойного собеседника. Такие сильные люди вызывают во мне восхищение, и вас, к примеру, я считаю творческим человеком. Несколько раз перечитывал ваше досье и никак не мог понять: в чём подвох? Складывалось впечатление, что какого-то наивного мечтателя попросили описать образ идеального человека и он сочинил вашу биографию. Но оказалось, что вы на самом деле существуете, а не являетесь плодом оптимистичных фантазий. Нет, не удержусь и прочитаю ещё раз; поправляйте меня, если там будет написана неправда. – Он взял планшет со стола и начал восхищённо читать вслух: – «В два года научился читать, в три – писать, в пять – обыграл в шахматы чемпиона страны, в шесть – знал уже четыре языка. К десяти годам сдал школьную программу на отлично, к тринадцати получил красный диплом на физико-математическом факультете; в этот момент очень увлёкся спортом, в основном различными боевыми искусствами. В пятнадцать – второе и сразу третье высшее, по истории и астрофизике соответственно; начал
