Поэтому он сказал: - Иногда я говорю что-то, начинаю рассказывать о вещах, о своих теориях, а ты просто ничего не говоришь. И я начинаю задаваться вопросом, почему. Начинаю задаваться вопросом, может быть, это все не в моей голове, и у меня одна из этих... как ты их называешь?

- Истерические беременности?

- Да, это.

- Нет, я не думаю, что ты сумасшедший. Ни на минуту. Иногда я просто ничего не говорю, потому что мне нужно время все обдумать, а иногда, ну, я просто поражаюсь такому человеку, как ты. Ты такой... интуитивный, такой импульсивный, такой инстинктивный. Ты не похож на других мужчин, которых я знала. Я думаю, именно поэтому, даже когда у нас не было реальных доказательств существования этих инопланетян, я верила в то, что ты говорил. Я ни на секунду не сомневалась ни в чем.

Хейс был польщен и смущен... он никогда не осознавал, что он такой. Но, черт возьми, она была права. Он был именно таким типом. Каждый раз доверяя своему сердцу больше, чем разуму. Пойди разберись.

- Скажи мне что-нибудь, Джимми, - сказала она тогда. - На самом деле ничего не произошло с тех пор, как ты врезался в эту стену. Никто не приходил ко мне за успокоительными, так что я предполагаю, что наше заражение кошмарами уменьшилось прямо пропорционально тому, как ты снова заморозили этих существ. А что насчет тебя? Были у тебя сны?

- Нет. Ни одного. Я закрываю глаза и сплю, как накаченный. Ничего. Не думаю, что смогу вспомнить такой глубокий сон... по крайней мере с тех пор, как я бросил курить наркотики.

- Это хорошо, не так ли? Не иметь снов? Это хороший индикатор?

Он пожал плечами.

- Я не знаю. Мой мозг подсказывает мне, что, возможно, мы в безопасности. Но интуиция подсказывает мне, что это затишье перед бурей. Всякий раз, когда я пытаюсь с кем-нибудь поговорить здесь, я не знаю, у меня от них возникает плохое предчувствие. Что-то, выходящее за рамки их избегания всего этого... что-то хуже. Я получаю от них странные вибрации, которых не было раньше, Элейн. И это заставляет меня чувствовать... как-то странно внутри.

Ему было трудно выразить это словами, но это чувство присутствовало всегда. Как будто многие из них уже были ассимилированы общим сознанием этих существ. Что они уже потеряны для него. Чем бы это ни было, от этого у него переворачивались кишки, он чувствовал себя так, словно его вот-вот вырвет печенью.

- Хорошо. Я чувствовала себя так весь день... как будто за их глазами ничего нет, - призналась она. - И по всему лагерю... ну, отчего-то у меня мурашки по коже, и я не знаю, отчего именно.

Хейс затушил сигарету.

- Я готов поспорить, что мы очень скоро это узнаем. Потому что это еще не конец. Я знаю, что это еще не конец. И я просто жду, когда мяч упадет[40].

35

Когда на следующий день мяч действительно упал, Хейсу посчастливилось... или нет... он упал к его ногам. Он, Шарки и Катчен разработали план нападения, который состоял из того, что никто не должен был ничего делать. Просто заниматься своей работой и даже не упоминать о том, что произошло раньше и что может произойти сейчас.

Но держать глаза и разум открытыми.

Хейсу всегда было чем заняться. Энергоснабжение станции Харьков осуществлялось не менее чем пятью дизель-генераторами, двумя ветрогенераторами, сетевыми реактивными котлами и котлами, работающими на топливе. Все они управлялись через центральную систему управления электростанцией. Большую часть времени он почти всегда сидел за компьютером в кабинке на электростанции, изучал показания, обрабатывал цифры и следил за тем, чтобы все работало с максимальной эффективностью. Но были и другие дни, которые требовали физического обслуживания. И сегодня был один из таких.

Он был рад этому.

Рад залезть в утепленный комбинезон и взять в руки инструменты. Испачкаться, вспотеть и замерзнуть, сделать что угодно, только не давать волю своему воображению.

Он последовательно отключил дизель-генераторы, заменил в них масло и установил новые топливный и воздушный фильтры. Проверил форсунки и осушил системы охлаждения. Осмотрел воздухоочистители и пламегасители, проверил регуляторы. Когда он закончил с генераторами, то отправился к котлам. Проверил топливные системы и питающие насосы, обновил предохранительные клапаны и осмотрел ртутные выключатели, записал давления газа и масла, проверил кулачки и ограничители. Затем остановил ветряные турбины и провел физический осмотр генераторов и регуляторов. Он потратил на это большую часть дня.

Это была трудоемкая и отнимающая много времени работа.

И когда он закончил, то чувствовал боль, боль и радость, как всегда, после тяжелого рабочего дня. День тяжелой работы успокаивал что-то в человеческом звере. Выравнивал. Может быть, когда мышцы просыпаются, интеллект отключается, и это не всегда так уж плохо.

Особенно на Южном полюсе.

И особенно этой зимой.

В конце концов, Хейс закончил и забрался в экипировку ECW, которая состояла из полярной флисовой куртки и шерстяных штанов, шерстяной шапки и варежек, балаклавы и защитных очков. Как только он вышел в зимнюю тьму, его нашли ветры. Сделали все возможное, чтобы либо унести в это черное, мрачное небо, либо сбить с ног. Он взялся за тросы и больше не отпускал.

Предсказание Катчена о шторме первого уровня стало реальностью. Ветер грохотал, выл и стонал, заставляя конструкции станции Харьков трястись и скрипеть. Снег хлестал по территории, скрывая все, временами ухудшая видимость менее десяти футов. Трехфутовые сугробы засыпали дорожки. Снежные вихри носились по поверхности.

Хейс с трудом пробивался вперед, ветер мешал, по нему хлестали мелко измельченные частицы льда. Он мог видеть охранные огни снаружи зданий и хижин, и из-за метели они выглядели как прожекторы, пробивающиеся сквозь густой туман. Они светились оранжевым, желтым и мутным, дрожа на своих шестах.

Проходя по вешкам к дому Тарга, он вдруг заметил лица, прижатые к окнам. Сначала он не был уверен, но чем ближе подходил, тем отчетливее были