гематит, специальный ингредиент для работы с тенями. Он позволил мне сгладить некоторые моменты, где я больше всего проседал. Я даже не знал, как объяснить заключавшуюся проблему. Если при контакте с другими стихиями работа шла с чем-то материальным, то здесь иной расклад. Ведь тень могла быть как объёмной с физическими принципами, так и чем-то иллюзорным, не поддающимся логике. Я не знал, за что ухватиться.

Учебник по зачарованию тени основательно прочтён, но там были только азы. Я уж было решил — не поспешил ли? Теоретической базы не хватало, но упрямство взяло своё. Спустя шесть часов работы в режиме медитации на втором плане бытия я был выжат как лимон и плюхнулся в подставленный Феликсом стул. Всё это время мои спутники были рядом, помогая в мелочах и чуть ли не вырывая у друг друга тряпочку, чтобы вытереть пот с лица барина.

Нож окутался светло-серым слоем, исчез из материального мира и снова вынырнул. О его появлении известил металлический звон о гранитную плиту. Д’Арманьяк едва не схватил его, но Елисей чудом успел оттянуть за шкирку торгаша и первым взял в руки артефакт.

— Так-так, — бурча себе под нос, он исследовал получившийся нож, чуть ли не пробуя его на зуб, — один процентиль… С узором, конечно беда — ещё поработать надо, но для продажи пойдёт.

— Так дрянь или нет? — нетерпеливо спросил Феликс.

— Сам ты дрянь, рыжая харя. Вещь добрая — иди уже, — он бросил нож жулику и тот немедля ринулся прочь в конюшню. По его словам, в соседнем городе как раз был интересующийся тенями дворянин.

Меня эта гонка сильно подкосила. Не думал, что так сложно работать со стихиями при пяти процентилях. Надо бы увеличить сначала их значение — иначе ни на что другое не будет хватать сил. Мана и вовсе вся ушла, так не пойдёт. Я отыскал в библиотеке мастерской две книжицы: «Теневой баланс, методика создания зачарованного оружия» и «Власть силуэтов, история запретной стихии».

Оказывается, раньше эту силу долго сдерживала церковь, потому что с помощью неё можно было преодолевать барьеры. Клирики забили тревогу и сняли анафему, только когда придумали новую технику построения своих защитных заклинаний. До этого любого, кто осмелился освоить тени, казнили без суда и следствия. Вот такой вот прагматичный подход у церкви.

К тому моменту, как я подошёл на ужин, Ломоносов уже был дома. Я отвёл его в сторону.

— Что с тобой такое, Иван? Мы же договаривались на сеанс утром.Что ты делал в церкви?

Мужчина согласно кивал и смотрел в пол, поправляя очки.

— Артём, ты новости читаешь?

— Ты про того некроманта, что ли?

— Про него именно, — нервно вздохнул Ломоносов.

— Ну и что? Неужели ты думал, что Скаржинский спустит покушение на тормозах?

— Да, но я ему помогал, Артём. Ты не понимаешь, я… — он положил мне руку на плечо и второй большим пальцем указывал себе в грудь, — я помог ему выследить этого человека, — по его лицу пробежала мрачная тень. — Мы так не договаривались. Володя сказал, что ему сломают ногу или руку в воспитательных целях, но… — он блеснул стёклами очков, перед тем как посмотреть на меня. — Я убил человека, Артём — это большой грех.

Глава 22

Несколько помешательств и барьер

— Да и чёрт бы с ним, — я не понимал, почему он так волнуется за какую-то там падаль, у меня до сих пор мурашки от той гигантской змеи. — Ты всё правильно сделал, таким как он место в могиле. Ты же на войне был, Иван, — я положил ему руку на шею и прошёлся так несколько шагов.

— Да, был.

— И что не убивал никогда?

— Убивал, но сейчас мирное время…

— Вань, давай начистоту — ты всерьёз думал, что Скаржинский пощадит такого опасного врага?

— Я не знаю, я далёк от всего этого, — он снова поправил очки. — Володя — хороший человек, он много кому помогает. Я лично видел, как он выкупает забитых крестьян у помещиков, как даёт им новый кров.

— Да, Иван, я тебе верю, но чтобы быть добрым, надо быть сильным, и Володя это понимает как никто. Тебя использовали — это факт, но и позаботиться не забыли. Услуга за услугу.

— Ты говоришь о материальном, а я о другом. Какое мне дело, кто кому глотки грызёт, Артём? Я умираю и не хочу тащить за собой грязь. Что я себе скажу перед смертью?

— Так ты не веришь мне? — я отстранился от Ломоносова.

— Если честно… Я уже ни во что не верю, — Ивана схватил приступ кашля, и он подставил ко рту платок. — Последний шаг мы всегда делаем одни, не будет никакого Скаржинского или Барятинского — всё это приходящее и уходящее.

— С таким настроем хоть сейчас в могилу ложись, чего уж там? — я его отлично понимал, но Ломоносова надо было привести в чувство. — Пусть Владимир не прав по-твоему, но ты хочешь, как ребёнок отсидеться в выдуманном мире.

— У нас разное воспитание. Не понимаю, откуда в тебе столько… я даже не знаю, как это назвать, чтобы не прослыть ханжой, — он спрятал платок в нагрудный карман и задумался. — Пару месяцев назад ты два слова связать не мог, а сейчас судишь о человеческих жизнях, словно это… товар?

— То есть надо было дать Рюминой, Володе и мне умереть — ты так считаешь? Некромант был отступником. Ложа всё равно бы его прикончила.

— Я понимаю, — кивнул Ломоносов, — но каждый заслуживает второго шанса или хотя бы справедливого суда.

В облике Аластора я прожил длинную жизнь, половину из которой провёл, участвуя в войнах, и именно там и прославился своей силой. Лишь потом позволил себе полностью уйти в исследования, когда у меня появился статус и деньги. Так вот — мне многое хотелось сказать в ответ Ване, но я боялся, что мы поссоримся, а терять таких людей не хотелось, потому медленно выдохнул и ответил ему.

— Я тебе не предлагаю ложь, Иван. Говорю сразу — будет тяжело, иногда захочется выть и лезть на стенку, но если пойдёшь со мной, обещаю — я в лепёшку расшибусь, но вылечу тебя. Вся эта философия пусть идёт к