Мальчишка до побеления пальцев сжал доску и прикусил губу.

— С таким подходом только острог светит, Егорка, — я сорвал соломинку и смотрел, как ребёнок медленно переваривает сказанное, проходя через все стадии осмысления, эмоции одна за другой проскакивали по его лицу, а тело извивалось под лавкой, не в силах усидеть на одном месте хотя бы полминуты.

— Что же мне делать? — он с надеждой посмотрел на меня, отбросив привычную весёлость.

Я пожал плечами и сплюнул надкушенную сочную соломинку.

— А мне по что знать? Это твои проблемы…

Мальчик раскачивался туда-сюда и, будто что-то решив для себя, соскочил со скамьи, взъерошил бешено сухие волосы и бухнулся в ноги.

— Артём Борисович, возьми меня к себе!

— И зачем оно тебе? — спросил я, не глядя на него. — У меня всё строго, палками не бью, но дураков не держу. Боюсь, не справишься ты, непослушный боле.

— Справлюсь, барин, справлюсь! — с горящими глазами сказал мальчонка. — Семён с Феликсом, как к вам попали, так ходят, задрав нос, все при деньгах, сыты, умыты…

— Они не просто так харчи свои лопают, — я встретился с Егоркой взглядом. — Оба работают без отговорок.

— Я тоже буду работать, Артём Борисович! Возьмите, богом прошу, не пожалеете. Всё буду делать, хушь побить кого, так это мигом.

Я расхохотался над этим микровоином.

— Ну, с этой задачей и без тебя есть кому справляться. Дай-ка подумать, — я нарочно напустил на себя важный вид и тянул время, заставляя парнишку нервно ловить каждое изменение на моëм лице. Для себя я уже давно всё решил, главное было хорошенько помариновать этого хлопца. — С почтой справишься?

— Справлюсь, барин, да ещё как! Мои ноги сами по себе бегают, вы только укажите куда. Всё донесу, всё доставлю, никого не подведу!

— Главное, чтобы и голова на месте оставалась. Ладно, попробуем, чего уж там, но говорю сразу — один промах и пойдёшь ты на все четыре стороны, Егорка.

— Понял, барин.

— Хорошо, что понял, тогда вот тебе первое поручение — беги, найди Ломоносова. Он сейчас в церкви. Передай ему, что Артём Борисович хочет видеть его сегодня вечером по срочному делу.

— … срочному делу, — повторил про себя Егорка и повернулся, чтобы драпануть.

— Стой, на вот матушке передашь, — я кинул ему два рубля, на которые можно было купить хлеба на пару дней, больше давать не стал, чтобы у нового посыльного был стимул доказать свою полезность.

Я договорился с Семёном, чтобы тот уладил вопрос с мальчишкой, а сам пошёл в зачаровальню. Дела у нас пошли споро. За пять ножей мы чистыми обогатились на пять тысяч рублей. Елисею с этой суммы досталось двести девяносто целковых (он получал десять процентов только со своих изделий, что я считал вполне справедливым), а Феликс выручил сотню.

Для Громовца это довольно большие деньги. Тем более для вчерашнего жулика, который в месяц, даст бог, наскребал триста рублей, а тут буквально за три-четыре дня. Это сподвигло его наседать на Елисея ускорить темп производства. Рыжий торгаш, как типичный игрок в лотерею, с замиранием сердца ждал: получится ли очередной артефакт или сегодня пусто.

После пары удачных ножей закономерно последовал откат, но мастер не унывал — он знал эту систему от и до, потому лишь посмеивался над жадным коммерсантом.

— Чего ты ржёшь, плешь старая? Давай работай! Ну же, мне деньги нужны! — ходил из стороны в сторону Феликс.

Елисей протирал набор фокусировочных камней тряпочкой и складывал их в пазы-формочки.

— И на что они тебе так скоро понадобились? — я вошёл в комнату как раз посреди разыгравшейся сцены. — Ты же только недавно получил комиссионные, уже всё потратил?

— Артём, ты тут, здравствуй дорогой. Не хочет работать, — махнул он рукой на Камнезора. — Вот заставляю, кричит — ману истратил, одни убытки от дурака, столько ножей перевёл…

— Так зачем тебе деньги? Опять варить собираешься?

— Я подхожу к делу по-деловому, барин, нельзя останавливаться, когда фортуна лицом повернулась. А хоть бы и на варку? Ты представляешь, какие деньги люди готовы отдать ради новых волос? Их не так просто отрастить…

— Серьёзно?

— Ещё как! Не у всех есть выход на некромантов, да и мало их, Артём Борисович, на всех не напасёшься. Люди страждят… Я же о них пекусь, — его глаза даже заблестели от такой самоотдачи, пытаясь выдать слезинку.

— Так вот, в чём дело, а я думал, ты о своём кармане печёшься, — я с улыбкой переглянулся с Елисеем.

— Ему всё мало, как свинье брюха. Не слушай ты его, барин, — мастер косо посмотрел на торгаша.

— Пушинка к пушинке и выйдет перинка, а ты, старый козёл, не наговаривай на меня. Забыл, кто тебя в люди вытащил? Да если бы не я, ты свою десятину нескоро бы получил. Скажи спасибо. На мне всë держится — на продажах…

— Ага, продавал бы ты воздух, без моих ножей. Ах да, ты же уже им торговал, и как успехи?

— На хлеб с солью хватало…

Их ругань можно было слушать бесконечно, поэтому я просто мысленно махнул рукой и взял фокусировочный камень на тень. Сегодня я хотел попробовать создать что-то новое. От цепкого взгляда Феликса это не ускользнуло, так что вскоре он прекратил препираться с мастером и, облизываясь, как кот на сметану, мягонько подступил сбоку. Даже привстал на цыпочки, чтобы убедиться — это оно.

Елисей тоже расположился рядом и, нахмурившись, скрестил руки на груди — для него новая стихия была за гранью понимания, ведь он смыслил только в стандартных трёх: в воде, огне и ветре. Мастер работал над тем, чтобы вернуть себе былую форму, но никогда не поздно учиться чему-то новому.

Он смотрел, как молодой ученик один за другим разрушает ножи, и сердце старика кровью обливалось — он никак не мог помочь.

«Дурная ты голова, пёс шелудивый, бесполезная колода», — как только ни ругал себя мастер, но жадно ловил конструкт теневого узора, пока не нашёл закономерность на тридцатой болванке.

— Артём, стой, вот тут смотри, как попробуй, — он показал пассаж и, покопавшись в закромах мастерской, вытащил вдруг чёрный плоский кругляш и вставил его в паз фокусировочного камня как насадку, — должно полегче пойти.

Это был