— Получила, — киваю я. — И вот решила наведаться к вам, чтобы узнать: что подвигло вас на такую бессердечную шутку?

— Он… Этот подарок просил передать вам Дэнни.

Слава богу, я сейчас сижу.

— Когда?

Лесли делает глоток вина.

— Когда ход ил на мои сеансы. Перед гибелью.

Меня словно окатили ледяным душем. Это

происходит всякий раз, когда я начинаю верить в невозможное.

— Ничего не понимаю. Зачем вы так со мной поступили? Зачем вынудили открыть подарок от покойного мужа в рождественское утро? Это… это бессердечно.

Лесли начинает быстро моргать. Сперва у нее краснеет шея, а потом и щеки.

— Я думала… думала, там будет письмо… в котором Дэнни все объясняет…

— Там не было никакого письма.

На лице Лесли — самое искреннее раскаяние.

— Господи, Эрин… — ахает психолог. — Он взял с меня клятву, что подарок попадет к вам руки, но при этом не желал, чтоб вы узнали, что он сюда ходит.

— Но почему вы так долго ждали? Прошло уже почти полгода!

Доктор Кляйн принимается тереть виски. Мне очень хочется сказать ей, что ее мигрень не идет ни в какое сравнение с моей. Меня словно бьют по лбу кузнечным молотом.

— Я не знала, где вы живете, — произносит Лесли. — Когда Дэнни записался на терапию, он указал адрес своей работы. И категорически

возражал, чтобы на ваш домашний адрес поступала какая бы то ни было корреспонденция. Я таскала подарок в сумке на протяжении долгих месяцев и ломала голову, что с ним делать. Отправить его почтой на рабочий адрес Дэнни с просьбой передать вам? Или… или носить его в сумке дальше в надежде, что когда-нибудь вас встречу? Но вы больше не приходили. А потом я увидела вас в баре — тогда, перед Рождеством. Я думала, что в подарке нечто такое, что объяснило бы поступок Дэнни. Вы правы, мне следовало отдать вам его в тот раз, когда вы пришли ко мне в офис, но я была в таком смятении, что забыла о нем.

— Секундочку, — я выставляю ладонь. — Разве у вас нет какого-то особого правила, что, если человек собирается покончить с собой, вы обязаны об этом кому-нибудь сообщить? Он вручил вам подарок, чтобы вы передали его мне после его смерти. Получается, вы встречались с ним каждую неделю, слушали его, зная, что он замышляет самоубийство, и при этом ничего не сделали?

Я пытаюсь скрыть обиду и злость, но у меня ничего не получается.

— Все было не так, как вы описываете, — возражает доктор Кляйн, — я не считаю, что он был на грани самоубийства.

— И тем не менее это так, — тихо отвечаю я. — И он покончил с собой.

Доктор Кляйн выглядит совершенно несчастной.

— Дэнни ни разу не обмолвился, что подумывает о самоубийстве. Никаких намеков не было, — голос Лесли дрожит. — Даже когда он попросил придержать для вас подарок.

— Тогда зачем он передал его вам? — спрашиваю я. — Какие еще могут быть объяснения его поступку?

— Он… он опасался, что с ним может что-нибудь случиться.

— Что именно? — я чувствую, как сердце начинается биться чаще.

— Сама не знаю. Но он считал, что ему угрожает опасность. Он дал мне ту запакованную коробочку и сказал: «Думаю, я смогу все утрясти, но если у меня ничего не получится, я хочу, чтобы вы отдали это Эрин», — доктор Кляйн прищуривается, силясь вспомнить точные слова. — А потом добавил: «Главное, чтоб это попало к Эрин. Но только аккуратней. Она не должна узнать, что я к вам ходил».

Я замираю.

— Но подарок был завернут в рождественскую упаковку, — говорю я.

— Эрин, наверное, он взял первую оберточную бумагу, которая попалась ему под руку.

Я закрываю глаза и стараюсь выровнять дыхание. У меня в шкафу действительно лежат остатки рулона. И то, о чем сейчас говорит Лесли, очень похоже на Дэнни.

— Дэнни считал, что ему угрожает опасность? Но почему?

— Он никогда об этом не говорил. И сейчас, оглядываясь назад, я начинаю подумывать, что это могло быть паранойей.

Доктор Кляйн погружается в раздумья, делает глоток вина.

— У Дэнни была депрессия, — наконец, говорит она. — Отчасти вызванная объективными причинами, отчасти… я бы сказала, унаследованная. Вам известно, что от депрессии страдал его отец? Дэнни узнал об этом поздно — только после его смерти. Я так понимаю, что депрессивным состояниям подвержен и его брат. Точное соотношение объективных и генетических причин я вам назвать не возьмусь, но могу вас заверить, что определенные события в его жизни вызвали бы у него совсем иную реакцию, не будь у него предрасположенности к депрессии. Не упрекайте себя за то, что ничего не замечали. Люди с депрессией часто ведут себя совершенно естественно и никак внешне не проявляют угнетенное состояние. Да, у Дэнни были непростые моменты в жизни, но несмотря на это, я не считала, что он склонен к самоубийству. Он очень убедительно говорил, что хочет найти решение своим проблемам. Когда он перестал приходить, мне следовало связаться с ним. Я этого не сделала — о чем сейчас очень сожалею. Поверьте, я с вами предельно

искренна.

— Погодите, — я не в состоянии угнаться за Лесли. То ли у меня голова кружится, то ли вдруг кухня начала вращаться. — Вы говорите, он перестал посещать вашу клинику? Я вас правильно поняла?

— Да. Это случилось за несколько месяцев до его гибели. Я никого не ставила на его время, пока могла. Я всегда так поступаю — никогда не знаешь, чего ждать от пациента. Более того, Дэнни продолжал переводить мне деньги за сеансы, вот только не приходил на них. Я вполне допускаю, что за эти два месяца могло произойти нечто, спровоцировавшее его на самоубийство, но… Эрин, клянусь своим здоровьем, он не был похож на человека, склонного свести счеты с жизнью. Он боялся — но не себя, а других. Именно это он мне сказал, и я была уверена в его искренности. Тогда.

Дэнни не был параноиком. Я в этом уверена. Но кого он так опасался, что даже решил оставить подарок мне у доктора Кляйн? И почему именно подарок? Лесли права — почему он не оставил мне письмо с объяснениями? Я тщательно осмотрела ожерелье и коробочку — если где-то и была записка, я непременно нашла бы ее.

Я закрываю лицо руками. Да что же, в самом деле, происходит? Шаг вперед — два назад.

— То есть он опасался, что с ним может что-то случиться, а потом покончил с собой, — тихо говорю я и поднимаю на