лицо, черные брови в разлет. Сразу видно, не из простых. Одет в алый халат, на голове тюрбан, да не абы какой, а из парчи. Повелел жрец взять этого чужеземца с собой в море, очень уж ему интересно было, как мы зверя бьем. Приняли мы его на борт и двинулись на промысел.

В сезон охоты море обычно тихое, но в этот раз все пошло не так. Задул ветер, на горизонте замаячил шторм. Волны раскачивали лодку так, что не каждый из нас мог удержаться на ногах. А этот кафриец – стоит словно приклеенный, да лицо, как маска, вот почти как у тебя, Этли.

Шторм налетел такой, что разметал нашу флотилию, словно щепки. Мы долго боролись с ветром, пытались развернуть лодку носом к волнам, но тут нас захлестнул такой вал! Вода накрыла с головой, да так, что мне показалось будто лодка перевернулась, а затем вновь встала на киль. Когда вода схлынула, я понял, что остался один. Всех парней смыло за борт, кроме меня и этого кафрийца. Я принялся привязывать себя к снастям, чтобы не смыло при повторном вале и крикнул кафрийцу делать то же самое, но тот только стоял и смотрел.

Когда шторм стих, я обнаружил себя на полузатопленной лодке. Она стояла возле какого–то берега. Да и берегом назвать это было сложно. Полужидкое илистое болото, словно кусок морского дна поднялся над волнами. Воняло ужасно. Тухлый рыбный запах, гниющие водоросли. Меня чуть не вырвало.

Тут кафриец подошел ко мне и сказал:

- Пойдем на берег, надо понять, где мы очутились.

Я послушал его и, привязав лодку, к торчащей коряге, двинулся за чужеземцем. Мы шли по зловонному, хлюпающему болоту. Кафриец, словно знал куда идти. Он шагал уверенно, находя самые пригодные для передвижения места. Словно был тут уже раньше.

Выглянуло солнце и принялось жечь с такой силой, что грязь высыхала на глазах. Но от этого было не легче. Стало душно, а от запаха перехватывало дыхание.

- Вот мы и пришли, - произнес мой спутник.

Я поглядел, куда он указывал. Там, на небольшом холме, стояло нечто похожее на алтарь. Как собаки предчувствуют бурю, так и я чувствовал – идти туда, плохая идея.

- Я не пойду туда, - сказал я. – Возвращаемся к лодке.

Но тут кафриец заглянул мне в глаза, и я потерял волю. Да, именно так, сожри его бесы.

- Иди к алтарю! – повелел он.

И я послушно побрел. Я ненавидел себя за это, чтобы мной помыкал какой-то чужеземец, но ничего не мог с собой поделать. Кафриец повелел мне лечь на алтарь. Из-под одежд он извлек длинный, кривой нож.

- Я не хочу, - молвил он. – Что бы ты умер в неведении. Знай же, Волган, ты проклят. Проклят, самим богом. Из раза в раз, ты должен будешь переживать одно и то же. Раз за разом, ты будешь гибнуть на этом алтаре. Что бы ты ни делал, твоя судьба предрешена. Смотри!

Он повернул мою голову и там, на другом склоне холма, я увидел множество тел, лежащих в грязи. Было в них нечто знакомое, и тут до меня дошло – все тела были одинаковы, все они принадлежали одному человеку – мне!

- Так пусть же, кровь невинной, обагрить тело проклятого, и он, погибая, начнет новый круг!

Так крикнул кафриец и тут я услышал женский крик. Я повернул голову и увидел – чужеземец держит за волосы женщину. Невысокую, смуглую. Откуда она взялась я не знаю, но чужеземец явно был колдуном, и мог совершить, что угодно.

Женщина сопротивлялась, и он силой подтащил ее к алтарю. И тут я почувствовал, как власть чернокнижника надо мной ослабела. Собрав все силы, я поднялся с алтаря и ударил его кулаком по голове. Удар у меня знатный! Колдун упал, а я, схватив его, бросил на алтарь. Затем взяв нож, перерезал этому гаду горло. Он трепыхался, хрипел, и зажимал шею руками. Но это не помогло ему. И я засмеялся. Да, засмеялся! Поделом, проклятому чернокнижнику, бесовскому отродью.

Затем я отвел женщину к лодке и вышел в море. Правит такой лодкой одному очень трудно, но худо-бедно я справился. Позже, нас подобрала другая лодка из нашей флотилии и вскоре мы оказались в Окице. Та женщина не говорила по-нашему, наверное, она была кафрийкой. Мерзкий колдун выдернул ее из дома своими черными чарами. Я назвал ее Смуглянкой и женился на ней. И мы покинули Окицу, хотя жрецы были против этого.

К сожалению, наш климат оказался губителен для нее. Через два года Смуглянка умерла, а я осел здесь, в Киерлене.

***

В глазах Волгана блеснули слезы. Докер постарался незаметно смахнуть их. Этли стало не по себе. Неужели, это тот самый Волган, готовый, не так давно, схватиться с ним. Уверенный, грубый. Этли встал, подошел к печке и налил себе еще вина. Если его история о Ратцыне была наполовину правдой, Лавена же приплела к страшным сказкам своего безумного деда, то рассказ Волгана был похож на бред. Или сумбурный страшный сон. Тут и колдун-иноземец, и поднявшееся из пучин морское дно, и алтарь и множество трупов самого Волгана. Откуда взялась Смуглянка, непонятно. И чудесное спасение, словно проснулся после кошмара.

- А почему раньше, ты мне о ней не рассказывал, о Смуглянке? – тихо спросила Лавена.

- Чего прошлое ворошить, мертво оно. Пусть таким и остается.

- Н-дааа, - протянул Руди. – Не думал я, что такое может произойти.

- А где вы жили, после того, как ушли из Окицы? - Этли вернулся за стол.

Он был готов к неизменному: «Тебе-то какое дело?». Но Волган ответил:

- К северу от города, вверх по Велаве, деревенька есть, Онсейка. Там и жили.

- Хозяйство там оставил все?

- Не было у нас никакого хозяйства. Баржи гонял по Велаве, от Киерлена до слияния с Тесегом.

Этли кивнул, сам не зная, чему. Уличать Волгана во лжи не было смысла, да и все, что говорил он – похоже на правду. Кроме байки про колдуна и алтарь. Да, к бесам. Они все тут чуть привирают, да недоговаривают. Иначе, не интересно будет.

- Мы разговор начали с Мириада, - потер острый подбородок Руди. – Помните, когда ты, Лавена, подвернула ногу, меня здесь не было. Этли, потом еще на меня набросился. Так вот, врачевал я тогда, двух задир. Подрались меж собой они,