Я не понимаю его слов. Не хочу понимать. Все, что я хочу, – это спрятаться на некоторое время, потому что я лучше умру, чем позволю Кастилу снова стать свидетелем моей слабости.

Каблуки громко стучат по паркету, и мне приходится снять туфли, чтобы бежать босиком.

Проклятье, почему этот замок такой огромный?

Мое сознание практически растворяется, пока я бездумно несусь по всему поместью, благо не встречая при этом не единой прислуги.

Меня мучает жжение в грудной клетке и затрудненность дыхания, но я заставляю себя концентрироваться на окружающей обстановке. Холл, гостиная, еще одна комната, холл… пока на глаза не попадается широкая прозрачная дверь, ведущая прямиком в парк.

Я выхожу на улицу. Холодный осенний воздух пробирает до костей, несмотря на закрытый костюм, который я надела поверх черного белья.

Отличный вариант для похорон. И то что надо для Кастила Сноу.

Его имя, произнесенное в моей голове, усиливает приступ, и я начинаю кашлять, пока глубокий, низкий голос не разносится в воздухе:

– Почему бы тебе не перестать выводить меня из себя, Катерина?

А затем я вскрикиваю, больше не чувствуя земли под ногами.

Потому что меня поднимают на руки и уносят.

– Что, черт возьми, ты себе позволяешь?

Мурашки бегут по моей коже с тех мест, где он сжимает меня. Тень на его лице придает ему мрачный, смертоносных оттенок.

Он невозможно красивый мужчина с пугающей красотой и физическим совершенством, которое спустя семь лет стало только лучше. Прошлая влюбленность вспыхивает во мне, как ураган, и я прикусываю губу, блокируя воспоминания.

Его руки на мне.

Его запах так близко.

“Ты моя, Кэт…”

Очнись.

– Успокойся, Катерина.

Я стискиваю зубы.

– Отпусти меня.

– Нет.

Всего одно слово. Одно дурацкое слово, и я выхожу из себя.

– Я способна ходить сама, Кастил. Отпусти меня, мать твою.

По спине пробегает волна дрожи, когда его темный взгляд сталкивается с моим. Господи, почему это так… сковывает?

– Следи за словами, Катерина, или твоя задница заплатит за это. Она также заплатит, если ты еще раз будешь бегать босиком или выйдешь на улицу практическая голая.

Я замираю, не веря в услышанное. Он только что сказал “твоя задница заплатит”?

– Я не твоя гребаная собственность. Не смей указывать мне что говорить, и тем более что делать.

Кастил спокойно несет меня на руках, а когда мы заходим в обеденный зал, сажает прямо на стол. Мое лицо предательски краснеет. Мы находимся в окружении прислуги, и она становится свидетелем всей этой отвратительной сцены.

– Дафна, дай мне ее туфли. И всем выйти.

Я напрягаюсь от его обманчивого спокойствия. Дафна, молодая девушка, свирепо смотрит на меня, когда отдает Кастилу мою потерянную обувь. И даже несмотря на столь странную реакцию, я готова умолять ее не уходить, лишь бы не оставаться наедине с этим монстром.

Дверь за всеми закрывается окончательно, эхом отдаваясь в моей груди.

– Что я говорил насчет ругательств?

Он все еще заключает меня в ловушке своих рук, нависая надо мной огромной тенью. Я остаюсь совершенно неподвижной и не осмеливаюсь заглянуть ему в глаза, фиксируя взгляд на воротнике белой рубашки.

Его рука отнюдь не ласково хватает меня за подбородок.

– Посмотри на меня, Катерина.

Я отталкиваю его ладонь, будто та – ядовитая змея, впрочем, это не так уж и далеко от правды.

– Иди к черту, Сноу. Я приехала, чтобы обсудить контракт, а не участвовать в твоем спектакле. Ты больной.

Он усмехается, уже сжимая мою челюсть, и заставляет меня поднять голову. Я давлюсь вдохом, когда вижу садистский блеск в его карих глазах, но остаюсь невозмутимой.

– О, мы обсудим контракты, Катерина. Не сомневайся. Но сначала ты поешь и мы побеседуем.

К сожалению, мне нравится, как мое имя звучит на его губах. На самом деле раньше Кастил произносил его так часто, будто это было его любимое слово. Возможно, я даже… слегка придвинулась ближе, чтобы услышать его яснее.

Я такая жалкая.

– Я не собираюсь ужинать с тобой. И тем более беседовать.

– Разве я спрашивал твоего разрешения, котенок?

Мое сердце пропускает удар.

“Котенок”.

Он снова называет меня этим прозвищем.

– Почему ты такой психопат?

– Почему ты такая красивая?

– Что?..

Я задыхаюсь, пока Кастил опускается на колени и надевает на меня мои потерянные туфли. Когда его большой палец касается голой кожи, мой рот приоткрывается, а щеки опаляет жаром. Матерь божья. Я смотрю на него сверху вниз.

Его ладонь двигается вверх-вниз по моей голени, и я чувствую это прикосновение даже через ткань брюк.

– Я давно тебя не видел.

Каждый дюйм в моем теле леденеет от нежного и печального тона в его глубоком голосе. В какие игры он играет?

– Ты не имеешь права меня касаться, – почти шепчу я, не в силах отвести от него взгляда. Ну вот, я попалась в ловушку. – Отпусти, Кастил.

Он встает, и мой позвоночник резко выпрямляется, когда мужчина нависает надо мной. Кастил скользит пальцами по моей шее и переходит на щеку.

Я хочу отвести глаза или сбросить его руку, чем больше его кожа соприкасается с моей, тем сильнее я погружаюсь в собственный кошмар, но я не могу сделать этого. Разочарование настолько глубоко, что я проклинаю себя, но я… я не могу…

Не тогда, когда он смотрит на меня… так.

Будто я единственное, что его интересует.

– Я буду касаться своей невесты, когда захочу, Катерина, – его прикосновения нежные, а глаза и тон такие жесткие, что мне становится ужасно дискомфортно. Я хочу сжаться, спрятаться, забиться в угол, но вместо этого я не отвожу от него взгляда, продолжая тонуть все глубже. – На самом деле, я единственный, кто имеет на это право. Имей в виду, что если кто-то другой тронет тебя, клянусь, это будет последним мгновением в его жалкой жизни.

Его пальцы путешествуют от подбородка к шее. Я ожидаю, что он начнет душить меня, но он гладит мои волосы, и его темные глаза чернеют еще больше.

– Я не услышал: “да”, котенок.

– Потому что я не говорила “да”, Кастил.

Почему мой голос так дрожит?

Кастил мягко массирует мою голову, путаясь в прядях. Он подчиняет меня. Даже приручает. Опять.

– Должен ли я воспринять “да” и “Кастил” в одном предложении как приглашение? – его губы изгибаются в дьявольской усмешке, заставляя мое сердце биться чаще.

Боже мой, я сейчас умру. Я не готова выдержать столько эмоций за раз после почти семилетней пустоты.

– Повторяю: иди к