в передке шрапнелей, были готовы продолжать свое наступление на противника. Но неожиданно нас догнал командир орудия с сопровождавшими его несколькими кавалеристами из нашего отряда. К великому огорчению чинов самарского орудия, им было приказано не двигаться с места и ждать подхода всего отряда, двигавшегося уже в походном порядке за нами. Отряд довольно скоро подошел, и самарское орудие, влившись в его колонну, через каких-нибудь полчаса вступило в обстрелянную им деревню. Из опроса местных жителей выяснилось, что большой отряд красных при четырех трехдюймовых орудиях, отступивший из Окатной Мазы, задержался у них в деревне с намерением остаться на ночлег. Но пущенные по деревне несколько шрапнелей его спугнули, и он, подальше от греха, быстро собравшись, куда-то ушел. Не задержи порыв чинов самарского орудия, в историю Гражданской войны мог бы быть вписан интересный боевой эпизод, когда одно артиллерийское орудие, без прикрытия, по собственной инициативе бросилось преследовать отходившего врага и, выбив его своим шрапнельным огнем из занимаемой им деревни, заняло последнюю.

В этой деревне остался на ночлег Хвалынский отряд белых, и его бойцы смогли провести спокойно первую ночь после непрерывного трехдневного боя с красными под Окатной Мазой.

На другой день утром, совсем еще рано, сводная рота ушла в разведку, на поиски отступавшего врага. Красные, стараясь выйти из-под удара белых, не принимая боя, быстро уходили по направлению города Вольска. Осторожно и незаметно подойдя к соседнему селу, сводная рота случайно обнаружила в нем беспечно прохлаждавшуюся, оставленную в арьергарде красную кавалерию, ту самую, которая так недавно пыталась атаковать обоз второго разряда белых на Хвалынской дороге. Окружив село, сводная рота, к большому удивлению противника, внезапно со всех сторон ворвалась в него. Застигнутые врасплох и ошеломленные такой дерзостью белых, красные кавалеристы, не оказав сопротивления, не замедлили сдаться в плен вместе со своим комиссаром. К еще большему удивлению чинов отряда капитана Касаткина, сводная рота вернулась из разведки вся сидевшая верхами на конях, держа свои винтовки со штыками, как пики, в правых руках и с развернутым красным знаменем, тоже отобранным у красных. Впереди теперь уже конных стрелков, подгоняемые их грозными окриками, уныло шли спешенные красные кавалеристы.

В это самое время главные силы белых, сосредоточенные вблизи Хвалынска, под командою полковника Махина перешли в наступление против красных по правому берегу реки Волги и, сбив противника, начали продвигаться тоже в сторону города Вольска. На второй день наступления удачным ночным налетом двух рот, не помню Вольского или Хвалынского полка, произведенным по личной инициативе их командира, в деревне Опалихе, находившейся немного в стороне от берега Волги, был взят в плен целиком весь отряд красных — 600 штыков и сабель, вместе со всеми комиссарами, которых выдали сами же красноармейцы. Комиссаров сразу повели расстреливать. Двое из них, когда их выстроили перед расстрелом в одну шеренгу, бросились бежать к находившемуся очень близко позади них лесу, и, хотя по ним открыли стрельбу из своих винтовок чуть ли не обе роты белых, им все-таки удалось благополучно добежать до него и скрыться. Сколько потом их ни искали, так и не могли никак найти.

Больше значительных сил у красных на этом направлении не было, и полковник Махин со своим отрядом беспрепятственно двигался вперед, прикрытый на своем левом фланге речной флотилией белых, состоявшей из нескольких вооруженных пушками буксирных пароходов. Расстояние между Хвалынском и Вольском было немного больше 70 верст.

Отряд капитана Касаткина, усиленный прибывшим недавно подкреплением, имел в своем составе теперь более 600 штыков и сабель при двух трехдюймовых орудиях. Не встречая никакого сопротивления, он тоже быстро продвигался по следам уходившего противника. Стояли дни золотой осени. Высылая вперед разведку, мы все время шли в походной колонне по содержавшейся каким-то чудом в образцовом порядке шоссейной дороге, проложенной среди полей, сверкавших своей желтизной под лучами яркого солнца. Росший на них хлеб был уже весь сжат, но оставался еще на полях в мелькавших повсюду золотых копнах. Изредка кое-где попадались не успевшие еще пожелтеть небольшие участки земли, засаженные подсолнечниками. Только не теми, шелухой которых в то время была залу щена вся Россия. Эти маленькие черные семечки шли только на масло и были мало пригодны для еды, что, однако, не мешало нам на остановках бегать и их срывать. Но любителей было очень немного, и наши набеги большого ущерба их владельцам не принесли.

Оторванный от главных сил, наступавших по берегу Волги, наш отряд находился на их правом фланге и, двигаясь немного окружной дорогой, должен был подойти к городу Вольску с фланга. На второй день походного марша, около обеденного времени, шоссейная дорога, по которой мы шли, сделав довольно крутой поворот, подошла совсем близко к железнодорожной ветке, верстах в четырех от станции Привольская, и в этом месте отряд остановился на привал. Не прошло и нескольких минут, со стороны Привольской показалось что-то вроде бронепоезда, состоявшего из паровоза и нескольких товарных вагонов. Обстрелянный огнем наших орудий, он дал задний ход и моментально скрылся из вида. Эта железнодорожная ветка соединяла Вольск с узловой станцией Аткарск, проходя на своем пути через небольшой уездный город Петровск. В сторону станции Привольская из отряда была выслана конная разведка, которая подозрительно быстро вернулась и донесла, что станция никем не занята. Получив такое благоприятное сообщение, отряд белых был сразу поднят с места, и мы в походной колонне пошли дальше по шоссе, которое, отойдя от железнодорожного полотна, теперь проходило среди молодого дубового леса. В голове колонны находился Самарский стрелковый батальон, но большая часть его чинов сошла с шоссе и двигалась, по-видимому из предосторожности, по обоим сторонам дороги, укрывшись в лесу. У них, вероятно, не было полной уверенности в точности донесения кавалерийской разведки и на всякий случай были приняты кое-какие меры предохранения. Позади них в непосредственной близости двигалась артиллерия — впереди наша пушка, а за ней вольское орудие, часть обоза, дальше все остальные части и обоз второго разряда. На передке самарского орудия сидели, как полагается по уставу, его три номера — Коля Роднин, я и еще третий, фамилию которого я уже успел забыть, да это и не так важно. Эта троица обладала если не совсем приятными, то, во всяком случае, не в меру звучными голосами (два тенора и бас) и во все свои молодые глотки что было мочи орала: «Едут, поют молодцы артиллеристы, кони-красавцы землю бьют…» Шоссейная дорога, немного не доходя станции Привольская, делала небольшой поворот, дальше шла прямо на переезд и переходила на другую сторону