Шрифт:
Закладка:
— Вы там не уснули? — крикнула бабушка, и показался Каналья с грудой початков и глазами, горящими азартом.
— Все, уже едем! Я, вот, пропитание добыл! Лишил безвестную хрюшу целого грамма жира.
— Не переоценивай свою значимость, — проворчала бабушка. — Им побеги ценнее.
Каналья завел машину, и мы поехали дальше.
— По-моему, это расточительство, — сказал я, глядя на колышущиеся стебли кукурузы, — отдавать початки свиньям. Я бы продал на рынке за копейки. И людям хорошо, и колхозу деньги.
— В том-то и проблема, что это имущество колхоза, — сказал Каналья, — который разваливается, и никому ничего не надо. Колхозникам заниматься этим незачем, потому что себе деньги не заберешь, а инициатива наказуема.
Все колхозы развалятся. Интересно, а если подойти к вопросу со знанием реалий, можно сохранить хоть один? Уверен, что да — можно не только сохранить, но и сделать так, чтобы работники жили хорошо. Вот только дадут ли хищники, что рыщут вокруг?
На подъезде к областному центру был еще один пост гаишников, но там нас не тронули, и мы прорвались в город. Правда, вместо девяти часов оказались там в начале десятого, и Каналья неспешно повел автомобиль по пустынным улицам.
— Итак, — уточнил Каналья, — я правильно понял, что едем мы на Центральный рынок?
— Правильно, — кивнул я, подобравшись и прокручивая в голове текст презентации кофе.
— И правильно, что надо будет идти с тобой? — уточнил Каналья и тоже съежился. — Мне не кажется это хорошей идеей.
Пришлось его успокаивать.
— Ты побудешь телохранителем и просто в стороне постоишь, я сам все расскажу.
— Ладно, — кивнул он. — Кстати, вот мы и на месте. Вон туда, за дом свернуть, и рынок.
— Постарайтесь побыстрее, — попросила бабушка, поглядывая на стену дома, возле которого мы припарковались. — Пока солнце не вылезло, а то я тут поджарюсь.
— Постараемся управиться за час, — пообещал я, и мы с Канальей торопливо зашагали к рынку.
Центральный рынок размерами не превосходил наш, вокруг него точно так же торговали оптовики, кишели перекупщики с клетчатыми сумками, царил монотонный гул, прерываемый криками зазывал.
Сюда съезжались люди из окрестных сёл и продавали кур, яйца, колбасу, молоко и творог, огурцы, помидоры, сливу и груши. Покупателей пока было мало, в основном перекупщики — не проснулся еще народ воскресным утром.
Я надел рюкзак и на ватных ногах двинулся вдоль стихийных рядов, Каналья поплелся за мной. Мы подошли к ларьку с сигаретами, куда обычно тянулась очередь, но сейчас было двое покупателей.
— Идешь предлагать? — спросил Каналья.
Пришлось кивнуть. Я уставился на ларек с вызовом, как начинающий рыцарь — на дракона. Сколько ни говори себе, что за спрос не дают в нос, а слова исчезли, ноги вросли в землю. Но, пересилив себя, я встал в очередь, заглянул в окошко. Дородная продавщица с красными губами смерила меня взглядом, думая, что я — очередной покупатель.
Н-да пока трудно поверить, что в ближайшем будущем появится запрет на продажу сигарет и алкоголя несовершеннолетним. Тетка качнула головой — чего, мол, тебе.
— Здравствуйте, — улыбнулся я, напоминая себе, что в таких ситуациях всегда надо улыбаться, потому что ну как послать человека с искренней улыбкой на губах?
Слова застряли в горле, но я себя пересилил:
— Мой дед работает в Москве на фабрике кофе. Ему выдали зарплату товаром. — Я показал ей пачку кофе. — Цена ниже рыночной. Фирменный бразильский, такого нигде нет…
Господи, что я несу! У меня же такая красивая презентация!
— Мальчик, спасибо, не надо, — отмахнулась она, — не задерживай очередь.
Меня не любят, это минус, но и не гонят — это плюс. По крайней мере, взашей не гонят. Ничего страшного не произошло, мне просто отказали, но настроение упало.
— Зря отказываетесь, — заставил себя продолжить я. — Лучше импортного, и недорого. К тому же его можно взять на перепродажу.
Глаза тетки сверкнули — удалось ее зацепить? Или она злится?
— Почем? — наконец спросила она.
— Если возьмете несколько упаковок, с перспективой сотрудничества, то четырнадцать, а так — по восемнадцать.
Тетка по-мужски присвистнула и мотнула головой.
— Ого! По пять тысяч взяла бы.
Я пожал плечами. У меня были спичечные коробки с пробниками, но разговаривать с этой дамой, похоже, бесполезно, хотелось побыстрее уйти.
— Если перепродать, то эти пять вы получите с каждой упаковки, — зачем-то брякнул я. — А если…
— Не задерживай, — проворчала она, начиная раздражаться, и я отошел в сторону, глянул на Каналью и двинулся на рынок, где продавцы только-только начали разбирать свои палатки и вывешивать вещи.
— Лучшая домашняя курочка! — доносилось в спину.
— Яйца! Яйца! — кричала женщина. — Мужики, у кого нет — налетай! Удиви жену!
На точке, где торговали чаем, меня тоже мягко послали. Местные валютчики моим товаром не заинтересовались, и я отправился в крытую часть рынка, убеждая себя, что ничего страшного, с первого раза редко когда все получается.
Хотелось сразу подойти к мясникам и сбыть товар — они-то богатые, могут себе позволить, но цель была другая: найти точки сбыта, где пусть понемногу, но будут брать постоянно, потому мой выбор пал на темноволосую продавщицу конфет — показалось, что на ее витрине мой кофе смотрелся бы гармонично. Я подошел к девушке, замершей со скучающим видом, и решил обойтись без прелюдий:
— Здравствуйте. У меня есть крутой кофе на реализацию. Он отлично дополнил бы ваш товар. Девушка посмотрела с интересом, и я продолжил, пока клюет:
— Дед работает на фабрике, ему выдают зарплату товаром. Кофе уникальный, молотый, бразильский. Ни у кого такого не будет. — Я поставил рюкзак у ног. — Есть пробники, но такой кофе надо варить в турке.
Продавщица с интересом посмотрела на Каналью, застывшего у входа.
— Ты продаешь, а он чего не заходит?
— Стесняется, — пожал плечами я. — Считает торговлю постыдным занятием.
— А ты не стесняешься? — улыбнулась она.
— Стесняюсь. Но куда нам столько кофе?
— Ну, показывай, — кивнула она.
Я протянул спичечный
