пистолет на внука. – Заходи и закрой дверь.

– Дедушка Абель! – Глаза Даниеля расширились, он уставился на дуло. Дед повернул пистолет в сторону Веры.

– Заходи, говорю, или я ее застрелю. И никто меня не заподозрит. Мое алиби – инвалидная коляска.

Даниель послушно закрыл дверь, и стало темно.

– Свет включи, дурень!

Внук послушно щелкнул выключателем, отошел от стены и встал, как школьник, с опущенной головой, – он смотрел в пол, сжав одной рукой пальцы другой.

– Руки подними, – чуть тише приказал дедушка Абель.

Даниель медленно поднял ладони. Его лицо вспыхнуло болезненно-красным румянцем, лоб пересекла морщина.

– Дедушка Абель, клянусь, что бы вы ни задумали, я очень рад видеть вас в таком отменном здравии, – сказал он, глядя в пол. – Я знаю, что вы тоже коллекционируете картины, любите Тициана…

– Заткнись!

Даниель вжал голову в плечи.

– Где второе хранилище?

Бедный внук лишь сжимал и разжимал губы, качая головой и продолжая смотреть в пол.

– Пожалуйста, дедушка Абель, опустите оружие, оно может случайно выстрелить. – Вера видела, как он медленно перевел взгляд на деда и повторил, но уже гораздо увереннее: – Дедушка Абель, если Веру не найдут ее коллеги, они перевернут всю Францию вверх дном. Дядя Эмиля – начальник Парижской уголовной полиции, второй человек после префекта.

Она узнала прежнего Даниеля, который смело водил ее по парижским улочкам, споря о тонкостях современного искусства, и пел рок в «Бель Канто». Этот дом сковывал его невидимыми путами, виной за смерть брата и матери, здесь он сжимался и был обессилен. Вера не могла понять, что происходит, но сейчас, когда он встал на ее защиту, она увидела мятущуюся в попытках вырваться из тесной тюрьмы душу.

– Начальник Парижской уголовной полиции! – повысив голос, раздраженно повторил дедушка Абель. – А мы где, дурень? В другой коммуне!

– Все равно. Вы совершаете преступные действия.

– Это ты совершил преступные действия, когда толкнул своего младшего брата с обрыва.

Даниель промолчал, опустив взгляд в пол.

– Твоя невеста знает об этом? – Дедушка Абель повернулся к Вере, все еще продолжая держать пистолет направленным на нее. – Вы хоть знаете, мадемуазель, как настрадалась перед смертью его мать, сколько в этом доме было народу из полиции?

Он усмехнулся с таким видом, будто был прямым свидетелем того, как Даниель толкнул брата.

– Медленно отойди от двери и встань к скульптурам, – скомандовал дедушка Абель.

– Что вы хотите сделать? – ладони внука опустились.

– Ничего. Просто поменять дислокацию. Руки подними.

Даниель поднял руки и боком переместился к статуям. Его лицо преградило крыло Купидона. Дед отошел к двери.

– Итак, повторяю: где второе хранилище?

– Я не знаю, дедушка Абель, – прошептал Даниель, и в его голосе послышалась усталость. – Сам до сих пор ищу.

– Найти второе хранилище возможно только с помощью специальной аппаратуры, которой с собой у нас нет, – авторитетно заявила Вера. – Мы с Даниелем уже искали и не нашли.

Ей вдруг стало смешно, она представила себя героиней фильма «Приключения итальянцев в России», но дедушка Абель принял это на свой счет.

– Эта старая крепость будет моей, – сквозь сжатые зубы процедил он. – Я отсужу ее и взорву к чертям. Ты, Даниель… – Он выпростал в его сторону пистолет, но не договорил, повернулся к двери и принялся вводить коды.

– У тебя всегда с головой было не в порядке, – бросил он, продолжая нажимать на кнопки. – Тебе никто не поверит, если скажешь, что видел меня здесь. Мое алиби – инвалидная коляска.

Дверь захлопнулась за ним, свет померк. Вера с криком бросилась к выходу, но Даниель перехватил ее, сжав в объятиях. В темноте она почувствовала его теплое дыхание у лица.

– Не бойся! – Он прижал ее лоб к своему подбородку. – Не бойся… я знаю, как выйти отсюда – точно так же, как и войти. В прошлый раз просто от страха вылетело из головы.

Вера затихла в его руках.

Они быстро выбрались наверх, Даниель запер маленькую дверцу в шахту своим ключом, и они сели на каменный выступ в стене. Вера уронила голову на руки.

– Боже мой! Как же было страшно… – Она повернулась к нему и посмотрела в упор с укоризной. – Твой сумасшедший дед похитил меня и угрожал оружием!

– Прости, – прошептал Даниель с виноватым видом.

– Ты знал, что он ходит?

– Да, может сам передвигаться… Но я не знал, что он такой прыткий. Я плохо с ним знаком. Он был дружен с моей мамой… настоящей, Идит Солер. Помню его очень плохо. Сейчас пересекаемся редко. Раз в пять лет, не чаще.

– Кто его позвал на эти выходные?

– Он сам себя позвал. Просто приехал в Париж вместе с Кароль в тот вечер, когда был похищен «Марсий», заявил, что знает про аукцион и хочет в нем участвовать. Мама не смогла отказать в гостеприимстве.

– Кто ему сказал про аукцион?

– Не знаю. Может, Кароль проболталась.

– Он сказал, что служил в разведке.

– Что? – скривился Даниель.

– Да, работал под прикрытием в Тунисе.

– Бред… не знаю… впервые об этом слышу. Он служил в армии в молодости и имеет какое-то звание, но мне всегда казался безобидным старичком, помешанным на идее вечной жизни. Уверенность в зашифрованных рецептах бессмертия в картинах, по-моему, и продлевает ему жизнь. Лет десять этим бредит.

– Безобидный старичок угрожал мне пистолетом. – Вера скрестила на груди руки и обиженно отвернулась.

– Ну прости меня. – Он попытался привлечь ее к себе. – Я приношу извинения за свою семью.

– Ты, кажется, меня не понял, – веско произнесла она по-русски. – Теперь он первый подозреваемый. Сильный, служил в армии, имеет мотив завладеть коллекцией живописи, которая принадлежит… Сильвии? Так?

– Да, коллекция принадлежит Сильвии. – Даниель тоже ответил по-русски, и в голосе появились металлические нотки.

– Он мог сговориться с Ксавье и дядей Филиппом, которого убил, потому что тот дал себя разоблачить.

Даниель слушал ее внимательно, сведя брови и глядя в землю.

– Это очень… – выдавил он, – смелое заявление.

– Я понимаю, ты не хочешь, чтобы кто-то из твоих родственников оказался убийцей, но два трупа с ножевыми лежат сейчас в стенах замка. Я не хочу причинять тебе боли. Но нельзя просто так не замечать этого!

Даниель продолжал смотреть в землю, и по его взгляду было видно, что он уходит куда-то в себя. Он продолжал качать головой в такт словам Веры, а глаза были пусты.

– Я искал тебя, чтобы позвать к обеду, – наконец выдавил он, перейдя на французский. – Ты, наверное, проголодалась?

Ну вот, приплыли, – психика уходила в защиту, пряталась в некотором подобии улиточного панциря. Она вздохнула.

– Идем.

Они поднялись, Вера взглянула на экран своего