по которым я пробирался, были так обрывисты, что в некоторых местах приходилось карабкаться на четвереньках. Наконец я достиг северного берега реки Дермапатам и вскоре в большой корзине добрался до места с моими спутниками.

Меня провели к коменданту английского форта, который меня подробно расспрашивал, вынудив, из опасений ареста, многое ему налгать. Он отпустил меня и дал в сопровождение одного топаса, чтобы помочь мне переправиться на другой берег, так как форт Дермапатам, деревня и католическая церковь находятся на острове, носящем то же название.

Пройдя мимо пяти или шести фортов, я прибыл в Телличерри, центр английских владений на Малабарском побережье, зависимый, однако, от бомбейского Совета. Меня провели в форт для встречи с губернатором. Однако увидев, как плохо я одет и как ужасно выгляжу, он не пожелал со мной говорить и приказал, чтобы меня провели к военному коменданту. Последний оказался вполне порядочным человеком: когда я ему сказал, что я — служащий французской Компании и, заболев, задержался в Гоа, откуда теперь направляюсь в Маэ, он тут же дал мне разрешение продолжать путь.

14 июля 1771 г., в воскресенье, в два часа пополудни, я прибыл в Маэ. Я хотел остановиться в гостинице, но хозяйка, несмотря на то что я хорошо говорил по-французски, сделала все, чтобы убедить меня найти другое место жительства. Однако я стоял на своем, много раз упомянув притом г-на Пико. В конце концов она смягчилась, хотя мой вид и пугал ее.

Я поел и попил, так как очень нуждался в этом. Потом приоделся, как мог, учитывая скудость моего гардероба, и к пяти часам пошел к губернатору. Г-н Пико, которого известили о моем прибытии, любезно избавил меня от необходимости заново пережить все невзгоды, рассказывая о них.

Я многим обязан и за то внимание и учтивость, которые проявили ко мне г.г. офицеры гарнизона[364]. Одни снабдили меня бельем, другие дали взаймы денег, а один из них даже поселил меня в своем доме. Потом они пригласили меня столоваться вместе с ними, и я согласился, хотя г-н Пико предложил делать это у него.

В Маэ я прибыл больным. Однако оказанная мне помощь, радость, которую я испытал оттого, что вновь оказался среди своих соотечественников, вскоре восстановили мое здоровье.

Дела Набаба приняли худой оборот, цель, ради которой я был послан сюда, не осуществилась; кроме того, в министерстве произошли перемены[365], а судя по письмам, которые я получил от г.г. Ло и Хюгеля, у меня не было никакой возможности достойным образом жить, оставаясь в Индии, поскольку с самого дня отъезда из Европы я не получал ни одного су жалованья и не имел никаких средств к существованию. Поэтому я решил, с согласия г-на Ло и с разрешения г-на Хюгеля, возвратиться в Европу. Вот уж два года, как ни один французский корабль не приходил к Малабарскому побережью, кроме флейты “Маскарен”, но и та давно отбыла. Поэтому мне следовало бы отправиться в Пондишери и там дожидаться случая уехать. Но в Маэ у меня были долги, а денег на то, чтобы поехать на Коромандельское побережье, у меня не было, и мое положение с каждым днем становилось все хуже.

Тем временем, к моему счастью, случилось так, что английский губернатор Телличерри захотел познакомиться со мной. Он отнесся ко мне с уважением. У него была сестра, которую тронул мой рассказ о пережитых страданиях. Оба они прониклись истинным сочувствием ко мне. Когда я им сообщил, в чем нуждаюсь, они помогли мне во всем! Мне было предложено белье, одежда и деньги, а также обеспечен проезд на английском корабле “Даттон” водоизмещением 2000 тонн. Все это было сделано с согласия г-на Пико.

Я пробыл два месяца в Телличерри, живя с этими двумя честными людьми так, словно был их братом. Когда 13 января 1772 г. я уезжал в Европу, они обливались слезами. Я оставил сэру Боддаму переводной вексель на 3,14 ф. ст. К ним обоим — к нему и его сестре, миссис Пимбл, я испытываю признательность, любовь и восхищение, ибо они этого вполне заслуживают.

Как только я прибыл в Европу, я погасил свои денежные обязательства по отношению к сэру Боддаму. Я испытываю сильнейшее желание выразить ему или кому-либо из его родных свою благодарность за те исключительные услуги, которые он мне оказал.

Несмотря на все имевшиеся у меня рекомендации на имя капитана Рикса, он плохо обращался со мной на борту своего корабля. Я бы, наверно, погиб, если бы не встретил на мысе Доброй Надежды кавалера де Монтея, командовавшего королевской флотилией. Он увозил во Францию войска, предназначавшиеся для войны в Индии. Де Монтей охотно согласился принять меня на борт “Аксьонера”, которым командовал. Мне показалось, что началась новая жизнь. Я прибыл в Брест 14 июля 1772 г. полный чувств уважения и благодарности к г-ну де Монтею, которому отдаю должное за его талант водить корабли, а также и за доброту его характера. Такие же чувства я испытываю и ко всему старшему офицерскому составу корабля[366].

Примечания

1

Рукопись озаглавлена: Nottes sur l'Inde. D'apres un voyage fait pendant les annees 1769, 1770, 1771, et 1772. Par M. Hugo Capitaine de Dragon. Annee MDCCLXXV.

2

R. Glachant. Histoire de l'Inde des Francais. Paris, 1965, с. 199 — 205.

3

Во львовской рукописи посвящения нет. Эта копия, что ясно из заголовка, была сделана тогда, когда Гюго был еще драгунским капитаном. Морской министр Сартин, занявший этот пост после воцарения Людовика XVI, стремился к усилению военно-морского флота и к упрочению французского господства в колониях. Видимо, парижскую копию Гюго дал переписать и посвятил Сартину позднее, уже став майором, т. е. между 1 сентября 1778 г. и 20 июня 1779 г. (когда Гюго получил чин подполковника). Поэтому-то Глашан, пользовавшийся парижской копией, называет ее автора “майором Гюго”, хотя знает о том, что впоследствии Гюго получил более высокий чин.

4

Во львовской рукописи фамилия Гюго пишется “Hugo”, в одном из документов “Hugot”, в остальных же принято написание “Hugau”. Сам Гюго тоже всегда подписывался “Hugau”.

5

К. Маркс. Хронологические выписки по истории Индии (664 — 1858 гг.). M., 1947, с. 59.

6

Там