Шрифт:
Закладка:
Первая часть обрывается на том, что на следующий день, не дожидаясь, когда закончится присутствие, Семен Захожий «пораньше улизнул из канцелярии, чтоб побывать в Пассаже и хоть издали посмотреть, что там делается, послушать разные мнения и направления…» С новой сцены в магазине крокодильщика, очевидно, и должна была начинаться вторая часть. Но, повторим, из-за краха журнала «Эпоха» продолжения не последовало.
Среди набросков дальнейшего развития сюжета планы Ивана Матвеича печатать «Записки из крокодила» или «издавать сатирический орган», вести журнальную и газетную полемику «Парад» известных современных литераторов и журналистов, которые, один за другим, должны были появиться в Пассаже, в магазине крокодильщика (среди них издатель «Волоса» — газеты «Голос» — Андрей Краевский). Конфликт с хозяином-немцем, который, когда наплыв посетителей стал ослабевать, должен был настаивать, чтобы вместо утопических прожектов Иван Матвеич пел бы из крокодила под шарманку французские шансонетки. Намерение героя подать прошение, чтобы изменяющую ему жену отправили в Сибирь по этапу, и т. п.
В финале планировалось «изрыгновение» крокодилом героя. Немец должен был требовать, чтобы тот вернулся «на место»: «Ступайт. Влезайт опять… Але, марш!» Сомнения Ивана Матвеича, «когда вылез»: «Примут ли на службу? Правда, меня показывали за деньги. Но кто же не показывает теперь себя за деньги».
Истории создания «Крокодила» Достоевский коснулся через восемь лет, в 1873 г., в одном из выпусков «Дневника писателя», который печатался тогда главами на страницах редактируемого им еженедельника «Гражданин». В частности, он здесь упоминает, что действительно года за полтора до начала работы его над повестью, то есть где-то в середине 1863 г., «в Петербурге в Пассаже какой-то немец показывал за деньги крокодила» и это обстоятельство натолкнуло его на мысль «написать одну фантастическую сказку, вроде подражания повести Гоголя „Нос“». «Никогда еще не пробовал я писать в фантастическом роде, — продолжает Достоевский. — Это была чисто литературная шалость, единственно для смеху. Представилось, действительно, несколько комических положений, которые мне захотелось развить».
Своего героя, проглоченного крокодилом, он представляет чем-то вроде другого гоголевского персонажа — Хлестакова. Это человек «еще молодой, но заеденный самолюбием; прежде всего дурак <…>. Он комически уверен в своих великих достоинствах; полуобразован, но считает себя чуть не за гения, почитается в своем департаменте за человека пустейшего и постоянно обижен всеобщим к нему невниманием». Оказавшись в исключительных обстоятельствах в утробе крокодила, он пытается, воспользовавшись ситуацией, осуществить свои непомерные амбиции.
Так излагает свой замысел сам Достоевский, характеризуя его как «литературную шалость». Но современники усмотрели в фантастическом сюжете скрытую подоплеку. Писатель сообщает, что об этом ему поведал Н. Н. Страхов. «Знаете, что там думают? — сказал он ему. — Там уверены, что ваш „Крокодил“ — аллегория, история ссылки Чернышевского, и что вы хотели выставить и осмеять Чернышевского». Идеолог-утопист, вознамерившийся стать «новым Фурье» и, будучи проглоченным крокодилом, вещающий из утробы чудовища, развивая прожекты «улучшения судьбы всего человечества», — это арестованный в 1862 г. Чернышевский, который, будучи посаженным в Петропавловскую крепость и находясь под следствием по политическому обвинению, создает там (и публикует в 1863 г. в журнале «Современник») роман «Что делать?», содержащий воплощенную в художественной форме философскую доктрину «разумного эгоизма» и утопическую картину грядущего социалистического общества.
Н. Г. Чернышевский. Фотография В. Лауфферта. Петербург. 1859
Пассажный крокодил при такой интерпретации оказывался сюжетной метафорой секретной политической тюрьмы в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где был заключен Чернышевский.
В исследовательской литературе до сих пор идут споры, был ли в действительности у Достоевского подобный скрытый замысел или это остроумно придуманный навет его идеологических противников (намеки на аллегорический подтекст «Крокодила» содержались в отзыве, напечатанном в газете А. А. Краевского «Голос»). Сам Достоевский в «Дневнике писателя» решительно отверг подобное допущение. К чести писателя надо сказать, что в черновиках «Крокодила» не содержится никаких материалов, которые подтверждали бы наличие в повести скрытого аллюзионного плана. Тем не менее в печатном тексте слишком много совпадений, делающих такую интерпретацию вполне правдоподобной. Поэтому и по сей день этот вопрос остается дискуссионным.
«Отпустите мне десяточек „диаволов“…»
Обратившись в конце предыдущей главы к «Дневнику писателя» 1873 г., мы из 1860-х гг. перебрались в 1870-е. И здесь материал вновь заставляет нас возвратиться к биографии Достоевского.
В 1872 г. в московском журнале «Русский вестник» завершилась публикация романа «Бесы». Работая над последними главами «Бесов», писатель параллельно готовил отдельное трехтомное издание романа. Причем впервые они с Анной Григорьевной приняли решение не продавать права на публикацию кому-либо из издателей, но напечатать «Бесов» самостоятельно, на собственные средства. В писательской среде это было дело новое, неслыханное. И весьма рискованное.
«Наступил знаменательный день в нашей жизни, 22 января 1873 года, когда в „Голосе“ появилось наше объявление о выходе в свет романа „Бесы“»[388], — рассказывает А. Г. Достоевская. Накануне Достоевский поинтересовался у «одного из виднейших книгопродавцев (у которого постоянно покупал книги)», не захочет ли тот «купить некоторое количество экземпляров». «Ну что ж, пришлите двести экземпляров на комиссию», — ответил тот (судя по всему, это был А. Ф. Базунов, об отношениях которого с Достоевским у нас уже шла речь в связи с домом № 30 по Невскому проспекту). — «С какою же уступкой?» — спросил писатель. «Да не меньше как с пятьюдесятью».[389]
Достоевский вернулся домой опечаленный и рассказал о своей неудаче жене. Ситуация грозила финансовым крахом.
На утро следующего дня, продолжает Анна Григорьевна, «явился посланный от книжного магазина М. В. Попова, помещавшегося под Пассажем». Мы уже упоминали выше, что в подвальных помещениях Пассажа находились фруктовые, зеленные и табачные лавки; об этом сообщают несколько справочных изданий по истории Петербурга. Свидетельство А. Г. Достоевской позволяет утверждать, что там также располагался по крайней мере один книжный магазин. Его содержал купец 2-й гильдии Михаил Васильевич Попов.[390] Именно от него и явился посыльный.
«Я вышла в переднюю и спросила, что ему надо, — продолжает рассказ жена писателя.
— Да вот объявление ваше вышло, так мне надо десяток экземпляров.
Я вынесла книги и с некоторым волнением сказала:
— Цена за десять экземпляров — 35 рублей, уступка 20 %, с вас следует 28 рублей.
— Что так мало? А нельзя ли 30 %? — сказал посланный.
— Нельзя.
— Ну, хоть 25 %?
— Право, нельзя, — сказала я, в душе сильно беспокоясь: а что, если он уйдет и я упущу первого покупателя?
— Если нельзя, так получите, — и он подал мне деньги.
Я была так довольна, что дала ему даже 30 копеек на извозчика»[391].
Вдохновленная тем, как она удачно провела переговоры с
