Шрифт:
Закладка:
Согласно газетному анонсу, Достоевский читал на этом вечере «отрывок из „Неточки Незвановой“» — своего незавершенного романа 1849 г., работу над которым прервал его арест и заключение в Петропавловскую крепость. Отзывы современников о его чтении настолько сдержанны, что мы не знаем даже, какой именно фрагмент из этого произведения был избран писателем для чтения.
Оставившая в своем дневнике более подробное описание вечера 11 ноября Е. А. Штакеншнейдер[375] также, со своей стороны, коснулась того, как публика принимала выступление Достоевского, замечая, что прием был далеко не таким, какого писатель заслуживал.[376] «Вечером была на чтении в пользу воскресных школ, в Пассаже, — записала Е. А. Штакеншнейдер. — Читали Бенедиктов, Полонский, Майков, Писемский, Достоевский и Шевченко. Вот, век изучай и всё не поймешь то, что называют публикой. Шевченку она так приняла, точно он гений, сошедший в залу Пассажа прямо с небес. Едва успел он выйти, как начали хлопать, топать, кричать. Бедный певец совсем растерялся.
Ф. М. Достоевский. Фотография М. Туликова. Петербург. 1861
Т. Г. Шевченко. Фотография. Петербург. 1860
Думаю, что неистовый шум этот относился не столько лично к Шевченку, сколько был демонстрацией. Чествовали мученика, пострадавшего за правду.
Но ведь Достоевский еще больший мученик за ту же правду. (Уж будем всё, за что они страдали, называть правдой, хотя я и не знаю хорошенько, за что они страдали, довольно, что страдали.) Шевченко был только солдатом, Достоевский был в Сибири, на каторге. Между тем Шевченка ошеломили овациями, а Достоевскому хлопали много, но далеко не так. Вот и разбери»[377].
Говоря о выступлениях других чтецов — Полонского, Майкова, Бенедиктова, Писемского, подчеркивая, что ее оценки разошлись с тем, как принимала выступавших аудитория, Е. А. Штакеншнейдер замечает: «Что касается остальных исполнителей, то тут я опять узнала и поняла мою публику. Не нужно ей лучшего, дайте только то, что бросается в глаза и что в моде»[378]. По оценке Штакеншнейдер, «лучшим» из всего прочитанного в этот вечер был первый акт «Горькой судьбины» А. Ф. Писемского, который автор прочел «превосходно, изредка только мурлыча себе под нос». Однако в зале это чтение «мало оценили». Так же и когда Я. Полонский «прекрасно, как редко читает», прочел стихотворение «К женщине» — «прекраснейшее стихотворение свое, — публика отнеслась холодно; но его „Нищий“ привел ее в восторг, и она заставила его повторить». «Достоевский, — продолжает Е. А. Штакеншнейдер, — читал „Неточку Незванову“, вещь немного длинную и растянутую для публичного чтения. К тому же у Достоевского голос слабый и однообразный, по-видимому, не применившийся еще к подобному чтению…»[379]
Следующее выступление Достоевского на литературном вечере в зале Пассажа, проводившемся «в пользу воскресной школы за Шлиссельбургской заставой»[380], состоялось 15 января 1861 г. На этот раз писатель читал фрагмент из своего первого романа — «Бедные люди». Кроме Достоевского в чтениях вновь участвовали А. Н. Майков, В. Г. Бенедиктов[381], Я. П. Полонский, А. Ф. Писемский. Из новых участников были студент П. П. Чубинский и знаменитая итальянская актриса Аделаида Ристори, гастролировавшая в это время в Петербурге.
О том, как на этот раз принимали Достоевского, у нас вновь нет никаких свидетельств. Отметим только, что, хотя к этому времени уже было опубликовано несколько глав «Записок из Мертвого Дома», писатель вновь избрал для своего выступления произведение докаторжного периода. Можно предположить, что в накаленной атмосфере начала 1861 г. чтение эпизода из книги о сибирской каторге вызвало бы самый горячий прием. Но, возможно, именно чрезмерной реакции аудитории и опасался в этом случае Достоевский. Так, характеризуя реакцию публики на чтение в этот вечер Аполлоном Майковым стихотворения «Два карлина», Е. А. Штакеншнейдер[382] замечает: это «стихотворение грациозное, миленькое, умненькое, но есть в нем одно слово — „деспот“, — это слово публика подхватила и стала хлопать. Ей как будто иногда и дела нет, к чему иное слово относится. Говорят, что отставные кавалерийские лошади, заслышав военную трубу, хотя бы в эту минуту и были впряжены в водовозную бочку, тотчас начинают выделывать все аллюры, которым их когда-то учили. Вот так и публика»[383]. Достоевский же, находившийся под негласным полицейском надзором, судя по всему, в это время чрезвычайно опасался цензурных преследований в отношении своей «каторжной эпопеи». Вполне сознавая, какой исключительный читательский интерес должны были вызвать его «Записки из Мертвого Дома», он тем не менее даже не рискнул начать их публикацию в журнале «Время», издание которого с начала 1861 г. они предприняли со старшим братом Михаилом, а предпочел, в качестве «пробного шара», напечатать первые главы в газете «Русский мир».[384] Е. А. Штакеншнейдер не однажды касается в своем дневнике темы полицейских шпионов, негласно присутствовавших в аудитории на благотворительных чтениях 1860–1861 гг.[385] Можно предположить, что Достоевский решил до поры до времени не рисковать, чтобы какой-нибудь эксцесс на литературных чтениях не поставил под удар дальнейшую публикацию «Записок…», которую он намеревался продолжить в собственном журнале.[386] Чтение «Неточки Незвановой» и «Бедных людей» было в этом отношении гораздо безопаснее.
Пассаж в Пассаже
От биографии Достоевского теперь подошло время снова обратиться к его творчеству и вспомнить одно совершенно необычное произведение, действие которого разворачивается именно в Пассаже. Показательно уже название произведения: «Крокодил. Необыкновенное происшествие, или Пассаж в Пассаже». Еще более замечателен подзаголовок: «Справедливая повесть о том, как один господин, известных лет и известной наружности, пассажным крокодилом был проглочен живьем, весь без остатка, и что из этого вышло».
Начало этой «справедливой повести» было напечатано в февральской книжке журнала «Эпоха» за 1865 г., который после смерти брата Михаила единолично издавал Достоевский. Продолжение планировалось поместить в следующем, мартовском выпуске. Но весной 1865 г. журнал потерпел банкротство и прекратил свое существование. Продолжения публикации «Крокодила» не последовало, оно даже не было написано (хотя в записных тетрадях Достоевского сохранилось много набросков, намечающих дальнейшую разработку сюжета).
По своей художественной природе повесть «Крокодил» представляет оригинальный образец довольно редкого в творческой работе Достоевского фантастического гротеска. Завязка действия происходит в одном из магазинов петербургского Пассажа[387], где заезжий немецкий предприниматель показывает за известную плату разных диковинных заморских животных, в числе которых находится и «огромнейший крокодил» (любовно именуемый хозяином Карльхен). Чиновник Иван
