– Почему странно? – удивился он.

– Потому что неправильно, – попыталась донести я до него. – Чревато для моей самооценки.

Зотов поднял глаза к небу.

– Начался психоанализ.

– Назови, как хочешь. Но я чувствую себя очень неуверенно рядом с тобой. Не знаю, чего ждать.

– Я считаю, что это неплохо. По крайней мере, нам не скучно.

– Ты смеёшься надо мной? – заподозрила я.

Он тут же отрицательно мотнул головой.

– Нет. – И сознался: – Просто не знаю, что мне нужно отвечать. Я несилен в разговорах по душам. Лучше скажи, ты долго будешь злиться?

– Не знаю.

Он приобнял меня за талию, заглянул мне в глаза.

– А если скажу, что я все эти дни о тебе думал?

– Я тебе не поверю.

Он моргнул.

– Почему?

– Потому что, если бы думал, нашёл бы минуту набрать мой номер.

Павел склонил голову, прижался лбом к моему лбу. Я смотрела ему в лицо, в глаза, чувствовала его дыхание, которое касалось моих щёк и губ, и, признаться, оттаивала внутри, и очень стремительно. Но, наверное, показывать это было, в данном случае, неправильно. Как бы выразилась Алёна: непедагогично.

– Но ты ведь тоже обо мне думала, – проговорил Зотов, понизив голос до взволнованного рокота. – Переживала, скучала. Иначе бы не злилась. Правда?

Я не сразу осознала, что мои пальцы уцепились за пояс его джинсов на спине. А когда осознала, тут же руки опустила, а этому интригану твердо заявила:

– Ничуть я не переживала.

Он улыбнулся.

– А если сказать правду?

Я голову вскинула, чтобы повторить ему свои слова, свою правду, а Павел меня поцеловал.

– Я, правда, о тебе думал, – проговорил он мне прямо в губы.

– Это тебя совсем не оправдывает, – упорствовала я, но моего голосу уже не хватало уверенности.

– Совсем не оправдывает, – согласился он, а глаза смеялись.

Я, будто влюбленная школьница, ухватилась за его руку. А в душе появилась такая легкость, что я всерьёз опасалась, что взлечу, вспорхну, как птичка. Птичка глупая, которую, наверняка, обманули. Расставили силки, а она и рада не замечать ловушку, и продолжать петь.

– Как там наш несчастный влюблённый? – поинтересовался Зотов. Мы с ним шли куда-то по вымощенной дорожке, вокруг ни души, и я чувствовала себя если не счастливой, то довольной и спокойной.

– Дома, с женой.

Павел усмехнулся.

– Значит, ты всё-таки не вняла его мольбам?

– Нет, конечно, – проговорила я совершенно серьёзно. А затем подумала и добавила: – Я не возвращаюсь к предателям.

Павел на меня посмотрел, а я сделала вид, что не заметила его взгляда, смотрела в сторону.

– Вообще, это правильный подход, – сказал в конце концов Зотов. – Предательства прощать нельзя.

Я молчала. Почему-то его замечание меня задело. Чем именно, я сама не поняла, но царапнуло. Возможно, серьёзностью тона или крайней задумчивостью, что прозвучала в голосе Павла. А переспросить я не рискнула. Интуиция мне подсказывала, что, возможно, я не захочу услышать ответ, тем более, правдивый. Я ещё так мало знала об этом мужчине. О его характере, о его привычках, моральных принципах, о его прошлом. И боялась спугнуть то окрыляющее мою душу чувство, которое поселилось во мне только-только. Я так давно не была влюблена. Беззаветно, безоговорочно счастлива. Может быть, я ошибаюсь, и то, что я испытываю к Павлу, совсем не любовь, даже не её зачатки, но мне хотелось быть рядом с ним. По крайней мере, сейчас. Мне казалось важным его внимание, забота, даже наши с ним поцелуи без повода, казались важными и нужными, и взять и лишиться всего этого, казалось неправильным и чуть пугающим. Хотелось быть кому-то нужной, хотелось быть любимой, желанной, хотелось быть объектом заботы и внимания. Я истосковалась по этим ощущениям. И, наверное, поэтому так крепко держала Павла за руку, именно в эту минуту. И не хотела думать ни о каких предательствах.

– Смотри-ка, Кондратьев.

Я про себя чертыхнулась, кинула взгляд в ту сторону, в которую кивнул Павел, и, на самом деле, увидела Фёдора Андреевича. Конечно, изначально предполагалось, что мы с ним встретимся, хотя бы, случайно столкнемся на территории отеля, к тому же, Алёна наметила Кондратьева, как цель, но я всё равно надеялась нашей с ним встречи избежать. Неудачное свидание, неприятный разговор после, оставили серьёзный осадок в моей душе.

Кондратьев нас тоже заметил. Или меня, не знаю уж, смотрел в нашу с Павлом сторону с широкой террасы обеденного дома. Нам некуда было свернуть, мы в любом случае вышли бы к обеденному дому, и я надеялась, что Кондратьев уйдет. Бесплотная надежда, конечно, Кондратьев дождался нашего приближения, и даже улыбку изобразил. А сам вглядывался в наши лица въедливым, неприятным взглядом.

– Какие у нас гости, – проговорил он, фальшиво улыбаясь. Посмотрел на меня, смерил взглядом с головы до ног, после чего кивнул Зотову. – Павел Михайлович, приветствую.

– И тебе привет, Фёдор Андреевич. Вот, решил осмотреть твои владения. Ты же приглашал.

– Приглашал, приглашал, – подтвердил он. И снова стрельнул глазами в мою сторону. – И как впечатления?

Кондратьев спустился по ступенькам, подошёл к нам. А я смотрела куда угодно, но не на него. И продолжала держаться за руку Павла. Прямо скажем, неловкая ситуация.

– Хорошее место, – соблаговолил кивнуть Зотов.

– А рыбалка здесь какая!.. Если есть желание, всегда рады, всегда встретим.

Павел кивнул, а Фёдор Андреевич, будто только меня заметив, посмотрел на меня и кивнул с улыбкой.

– Здравствуй, Юля.

Я слегка растерялась, но затем решила играть по предложенным правилам, и очень вежливо и сдержанно кивнула Кондратьеву в ответ.

– Здравствуйте, Фёдор Андреевич.

– Любопытно увидеть вас вместе, – всё-таки не удержался от замечания Кондратьев.

Зотов в ответ пожал плечами.

– Люди встречаются, люди влюбляются…

– Женятся? – засмеялся Кондратьев.

– А кто знает? – засмеялся в ответ Зотов.

Смеяться вместе с ними не хотелось, уж больно нерадостно их смех звучал. Я аккуратно потянула Павла за руку, призывая идти дальше.

– Неприятный мужик, – проговорил Павел, когда мы всё же расстались с Кондратьевым и разошлись в разные стороны. – Терпеть таких не могу. Выскочек.

– Почему он выскочка? – всё же полюбопытствовала я.

– Потому что так и есть. Всё, что ты видишь вокруг, принадлежит его жене, а не ему. Об этом все знают, только вслух не говорят.