— Но… — Ива долго молчала. Прошла целая вечность, прежде чем она решилась заговорить: — Матушка Ночи… Моя мать тоже ваша дочь. Получается, что и она…

— Именно так, внученька. — Уголки губ страшной старухи дрожали. Правда, Ива никак не могла понять, пытается ли она улыбнуться или тому есть иная причина.

— Неправда! — воскликнула Ива. — Матушка вовсе не смерть! Она…

И тут она запнулась. Она вспомнила дикий и яростный танец Матушки и вожака оленьего народа. Что он означал на самом деле? У смерти много обличий…

— И кто же она, по-твоему? — подтолкнула ее бабуля.

Ива обхватила себя руками за плечи. Ее трясло, но вовсе не от холода. Ей совсем не нравилось, в какую сторону свернул разговор со старухой. Бабуля настойчиво подталкивала Иву к некой мысли, но девочка уже узнала слишком много того, чего ей знать совсем не хотелось.

— Матушка… Она дарит сны. А еще покой и утешение.

Именно так Матушка Ночи сказала профессору Сикорскому, а Ива запомнила. Но еще Матушка сказала профессору, что она не дает надежды — и это тоже Ива запомнила. Старуха склонилась ниже и зашептала — если только можно назвать шепотом ее рокочущий голос:

— Верно. Но разве смерть дает что-то иное?

— Я… Я не знаю, — сдалась Ива.

— Сон — это маленькая смерть, — сказала бабуля — А может, все наоборот, и смерть — это лишь долгий сон…

— Но после сна всегда просыпаешься, — заметила Ива.

— Так и есть, дитя, так и есть.

Что ты ищешь?

Старуха выпрямилась, отстраняясь от Ивы. Похоже, аудиенция — еще одно словечко из книжек Сикорского — закончилась, и теперь девочке надлежало уйти. Но Ива продолжала топтаться на месте, не отступив и на полшага. У нее еще оставалось столько вопросов, столько всего ей нужно или просто хотелось узнать… Про воск и про уголь, про озеро под землей и озеро в лесу и про то, как все это связано и переплетено.

Но ни один из этих вопросов так и не вырвался на свободу. Наверное, потому, что возможные ответы пугали Иву куда больше. Есть вещи, поняла она в тот момент, которым лучше оставаться непознанными, тайны, которым лучше быть неразгаданными. Потому что эти тайны предназначались вовсе не для нее — для нее они были лишь отражениями, а глядя на любое отражение, можно увидеть лишь одну его сторону.

— Ты ведь пришла не одна, — сказала вдруг бабуля. — Кто там прячется за твоей спиной и думает, что я ее не вижу?

Ива и думать забыла о своей спутнице. Вспомнила лишь, когда за спиной послышался тихий вдох. Ива готова была поспорить, что девочка-призрак все это время оставалась невидимой, но разве можно укрыться от глаз бабули?

Поняла это и девочка-призрак. В какой-то момент она перестала таиться и появилась за спиной Ивы. И удивительное дело: от ее бесцветной прозрачности не осталось и следа. Она выглядела такой же реальной, как если бы была обычным человеком. Но мало того — Ива не только ее увидела, но и ощутила прикосновение, легкий толчок, когда девочка случайно задела ее рукой. Ива больше удивилась, чем испугалась, она не знала, что призраки на такое способны.

— Ну же… Не бойся, дитя, — на удивление ласково сказала старуха. — Я тебя не обижу. Никто тебя больше не обидит.

Девочка-призрак вышла из-за спины Ивы и остановилась, потупив взор. Уголки ее губ дрогнули, будто она пыталась улыбнуться, но забыла, как это делается.

— Что ты ищешь, дитя? — спросила бабуля. А Ива вдруг поняла, что старуха уже знает ответ на этот вопрос. Просто хочет, чтобы девочка сама его произнесла.

Девочка-призрак отпрянула.

— Я… Я не помню! — тихо сказала она. Но это уже был не тот невесомый шепот, каким она разговаривала у черного пруда. Сейчас ее голос звучал.

— Неужели? Или ты не хочешь вспоминать? — произнесла бабуля, склоняясь над ней. Тяжелый взгляд, казалось, пригвоздил малышку к полу.

— Нет! — воскликнула девочка. — Я не… Я… Я забыла.

Бабуля замерла.

— Да, — кивнула она, и глаза ее сузились. — Так бывает. Но скажи мне, дитя, хочешь ли ты узнать об этом? Хочешь ли вспомнить?

Для Ивы ответ был очевиден, о чем тут думать? Однако девочка-призрак промолчала. Она хотела узнать, но в то же время что-то ее останавливало. И за этим молчанием скрывалось нечто большее, чем обыкновенная забывчивость.

— Не бойся, — сказала Ива и, глянув на бабулю, повторила за ней следом: — Мы тебя не обидим, честно-честно.

— Не хочешь рассказывать, — сказала старуха, — ты можешь и показать — дай руку моей внученьке, она сама увидит твою сказку…

— Э… А разве так можно? — Ива удивилась гораздо больше, чем девочка-призрак. Что значит «показать»?

— Ну разумеется, милая. Ты дочь моей дочери, должна же ты унаследовать хоть какие-то из ее способностей?

— Э… — Ива не нашлась, что ответить.

Тема родства сама по себе была довольно скользкой. Разумеется, Ива не сомневалась в том, что Матушка Ночи ее мать. Но не в том смысле, который подразумевает «наследование способностей». Все-таки она не умела, как Матушка, одним прикосновением усмирять бушующую ярость Доброзлой Поварихи, не умела и многого другого — вещи страшные, странные и удивительные.

— И тебе не стоит бояться, внученька. Протяни ей руку.

— Э… Не думаю, что из этого…

На долю секунды лицо старухи перекосило, как от острой зубной боли. Глаза выпучились, ноздри хищно раздулись, губы задрожали. Казалось, она сейчас набросится на Иву, как сова на амбарную мышь, и разорвет в клочья. И не имело значения, внучка ли ей Ива или кто-то еще. Старуха не привыкла, чтобы ей перечили и сомневались в ее словах. К счастью, она смогла взять себя в руки — быстрее, чем Ива успела испугаться.

— Внученька, ты же понимаешь, кто твоя подруга?

— Да, — кивнула Ива. — Думаю, что понимаю. Призрак? Привидение?

— Да… Она не кто-то, а что-то. Воплощенное воспоминание и история сама по себе. Сказка, которая хочет быть рассказанной.

— Сказка, которая еще не закончилась, — добавила Ива.

— Сказки никогда не заканчиваются, — сказала бабуля.

Ива повернулась и протянула ладонь девочке-призраку, но прошло время, прежде чем та решилась на ответное прикосновение — невесомое, словно кожу пощекотали пером.

И в то же мгновение Ива очутилась в другом месте. Нет, она, конечно, продолжала стоять посреди зала, полного свечей, рядом с жуткой бабулей и осознавала это. Она чувствовала тяжесть камня над головой и сырой, плотный воздух подземелий, просачивающийся сквозь одежду, отчего кожа становилась холодной и