— О милосердный Усирис Эйдон, упаси меня от кораблей и моря. Они все прокляты. Прокляты.

— От одной лодки на другую, и еще ближе к морю. — Мириамель снова двинулась вперед. — Вот куда мы направляемся — если нам повезет. — Она слышала, как Кадрах ковыляет за ней.

Один за другим раздались два новых удара грома, один громче другого. Когда они оказались под крышкой люка, Мириамель повернулась и положила руку монаху на плечо.

— Сейчас я погашу свечу. Сохраняй спокойствие.

Она приподняла крышку люка на ширину ладони. Ливень не прекращался. Они находились прямо перед носовым кубриком — ступеньки начинались всего в нескольких шагах от люка и примерно в двадцати локтях от поручней левого борта. Вспышка молнии на миг осветила палубу, и Мириамель увидела силуэты матросов, застывших во время движения, словно они превратились в нарисованные на фреске фигуры. Небо нависало над кораблем, гневные черные тучи закрывали звезды. Мириамель шагнула назад и опустила люк — вновь прогрохотал гром.

— Тут всюду люди, — сказала она, когда стихло эхо. — Но довольно далеко. Если мы доберемся до поручней с опущенными капюшонами, они примут нас за членов команды. И тогда мы сможем пройти на корму, к шлюпке.

Теперь, когда свеча была погашена, она не видела монаха, но слышала, как он дышит рядом. Тут ей в голову пришла новая мысль.

— Я не слышу Ган Итаи. Она перестала петь, — сказала Мириамель.

Кадрах заговорил после небольшой паузы.

— Я боюсь, Мириамель, — хрипло сказал он. — Если нам нужно куда-то идти, давайте не будем терять времени, еще немного, и страх окончательно мной овладеет.

— И я боюсь, — призналась Мириамель, — но мне нужно немного подумать. — Она потянулась к нему, ощупью отыскала холодную руку и сжимала ее все время, пока размышляла. Наконец она снова заговорила: — Если Ган Итаи нет на передней палубе, я не знаю, где она может находиться. Возможно, ждет нас возле шлюпки или нет. Когда мы окажемся там, нам предстоит развязать веревки, которые удерживают лодку на корабле, — все, кроме одной. Я пойду искать Ган Итаи, а когда вернусь, мы столкнем шлюпку вниз и спрыгнем в воду. Если я не приду, ты должен сделать все сам. Тебе останется развязать один узел. Для этого не потребуется много усилий.

— Прыгнуть… в воду? — заикаясь, пробормотал Кадрах. — В такую ужасную бурю? Когда вокруг полно демонических килпа?

— Конечно, прыгать, — прошептала она, с трудом сдерживая раздражение. — Если лодка упадет в воду вместе с нами, мы почти наверняка сломаем спины. Не беспокойся, я буду первой и протяну тебе весло.

— Теперь мне стыдно, леди, — сказал монах, который продолжал крепко держать ее за руку. — Это мне следует вас защищать. Но вы же знаете, как я ненавижу море.

Она стиснула его пальцы.

— Я знаю. А теперь пойдем. И помни, если кто-то тебя позовет, делай вид, что не слышишь, и продолжай идти. И держись рукой за поручень, ведь палуба сейчас наверняка очень скользкая. Ты ведь не хочешь оказаться в воде до того, как мы столкнем шлюпку.

Смех Кадраха был полон ужаса.

— Тут вы правы, леди. Да спасет нас всех Господь.

И тут новый звук перекрыл рев бури, не такой громкий, как гром, но столь же сильный.

Мириамель почувствовала, как кровь стынет у нее в жилах, и ей пришлось прижаться к стене, потому что у нее начали подгибаться колени. Она понятия не имела, что это могло быть. В диковинном звуке было нечто ужасное, отчего ее сердце превратилась в кусок льда, но она больше не могла позволить себе колебаться. Через мгновение, собравшись с духом, Мириамель распахнула крышку люка и выбралась на палубу, под проливной дождь.

Странный звук заполнял все вокруг, пронзительно приятный и ужасающе навязчивый, подобный мощному течению. На мгновение он воспарил к таким высотам, что стал недоступен слуху смертного, и в голове у Мириамель остался только его призрак, пискливое эхо, похожее на крики летучих мышей; затем, через мгновение, он начал стремительно понижаться, и Мириамель показалось, будто она слышит каменные мелодии океанского дна. Теперь у нее появилось ощущение, будто она стоит посреди гудящего осиного гнезда величиной с собор: звук дрожал у нее внутри, и какая-то часть ее сознания стремилась заставить тело танцевать, кричать и бегать кругами, другая хотела лечь и биться головой о палубу, пока не наступит тишина.

— Спаси нас Господь, что за ужасный звук? — жалобно спросил Кадрах.

Он потерял равновесие и упал на колени.

Стиснув зубы, Мириамель опустила голову и заставила себя преодолеть несколько шагов до поручней. Казалось, что у нее трещат все кости. Она схватила монаха за рукав и, точно салазки, потащила за собой по скользкой палубе.

— Это Ган Итаи, — выдохнула она, сражаясь с могущественной песней ниски. — Мы слишком близко от нее.

Бархатная темнота, которую лишь немного разгоняли желтые пятна ламп, вдруг стала бело-голубой. Перед Мириамель возникли поручни, она продолжала сжимать руку Кадраха, а впереди расстилалась черная пустота моря — и эта картина в одно мгновение обожгла ей глаза. Еще через одно биение сердца вновь полыхнула молния, и Мириамель увидела плененную во вспышке гладкую круглую голову, возникшую над поручнями левого борта. Когда молния погасла и дважды ударил гром, на корабль устремилось полдюжины блестевших в свете ламп существ с гибкими конечностями. Понимание пришло к ней, подобно физическому удару; Мириамель повернулась, споткнулась, поскользнулась и устремилась к правому борту, волоча за собой Кадраха.

— Что происходит? — прокричал он.

— Ган Итаи! — Матросы носились по палубе, как муравьи в потревоженном муравейнике, но она больше не боялась команды «Облака Эдны». — Это ниски! — Ее рот наполнился соленой водой, и она сплюнула. — Она поет, призывая килпа наверх!

— Да спасет нас Эйдон! — заверещал Кадрах. — Эйдон, спаси нас!

Снова полыхнула молния, осветив толпу серых, похожих на лягушек тел на правом борту корабля. Килпа спрыгивали на палубу, их рты были широко раскрыты, они походили на пилигримов, которые наконец добрались до великого святилища. Один из них протянул тонкую руку, схватил матроса, казалось, обернулся вокруг его тела и потащил в темноту. Мириамель, едва сдерживая тошноту, отвернулась и побежала вдоль корабля туда, где находилась шлюпка. Вода хватала ее за ступни и щиколотки. Как в кошмаре, она чувствовала, что не может бежать, что ее шаг все время замедляется. Серые существа продолжали забираться на корабль, словно вампиры из детских сказок, вылезающие из разверстых могил. У нее за спиной что-то кричал Кадрах. Сводившая с ума песня ниски нависала над «Облаком Эдны», заставляя ночь пульсировать, точно огромное сердце.

Казалось, килпа были всюду,