– Но вы с ней говорили?

– Да, говорили. Я ее видела в приемной и знала в лицо. Было бы невежливо не поздороваться.

– То есть вы поздоровались и ничего больше? – Он принялся растирать пальцами виски.

У меня было чувство, что меня подвергают допросу. Так я ему и сказала.

– У мисс Кеплер, скажем так, слишком буйная фантазия, – сказал он.

– Да, похоже на то.

– Я бы вам не советовал с ней связываться.

– Я не собиралась с ней связываться.

– Так о чем вы говорили?

Я пожала плечами.

– Да почти ни о чем. О погоде.

– А еще?

– Естественно, упоминалось и ваше имя.

– И что она обо мне говорила?

– Если я вам скажу, у вас появятся всякие мысли. А вам и так есть о чем размышлять.

Он озадаченно посмотрел на меня. Несмотря на мои скудные знания о мужчинах, я все-таки знаю, что все они падки на лесть. Им надо тешить свое эго. Когда муж приходит с работы домой, жене всегда нужно ему говорить, что он у нее самый умный и самый красивый. Это наш женский долг, и те, кто им пренебрегает, так и сидят в старых девах, как я.

– Если хотите знать, она сказала, что вы гений, – произнесла я таким тоном, что сразу было понятно: сама я не согласна с таким заявлением.

Бретуэйт не сумел скрыть довольную улыбку.

– Как вы сами заметили, – добавила я, – у нее слишком буйная фантазия.

– Даже в самых тяжелых психопатических случаях у пациентов бывают моменты просветления, – сказал он. – И больше вы ни о чем не говорили?

– Кстати, да. Говорили.

Он вопросительно посмотрел на меня.

– О самоубийстве, – сказала я.

Он повторил это слово почти одобрительным тоном.

– И как вы пришли к такой сложной теме? Когда в парке случайно встречаются две молодые женщины, они обычно не говорят о подобных вещах.

– Возможно, мы находились под вашим влиянием, – сказала я.

Он промолчал.

Я поднесла сигарету к губам, глубоко затянулась и медленно выдохнула дым. Я впервые почувствовала, что мне удалось пробудить в нем интерес.

– И уж если мы заговорили об этом сейчас, – сказала я, – я должна вам признаться, что в последнее время меня все чаще и чаще посещают мысли о суициде.

Мне самой очень понравилась эта фраза, но Бретуэйт, кажется, не впечатлился ни элегантностью формулировки, ни смыслом сказанного.

– Если вы все-таки соберетесь покончить с собой, – сказал он, – не забудьте заранее сообщить Дейзи об отмене приема.

Как я поняла, он шутил. Но я все равно хмуро уставилась на свои руки, всем своим видом изображая обиду.

– Вы смеетесь и не принимаете меня всерьез, – очень тихо произнесла я.

– Ни в коем случае, – ответил он. – Уверяю вас, ничто не бесит меня сильнее, чем сорванный прием. – Он расправил плечи и сделал серьезное лицо. Уперся локтями в колени и сложил руки домиком, прижав кончики указательных пальцев к бороздке над верхней губой. Он спросил, как давно у меня появились такие мысли. Я настороженно подняла глаза, все еще не уверенная, что он надо мной не смеется.

– Уже несколько месяцев, – сказала я. – Может быть, дольше. Иногда я стою на берегу Темзы и размышляю, почему бы мне просто не броситься в воду.

– И что вам мешает?

– В каком смысле?

– Что вам мешает? – повторил Бретуэйт. – У многих людей время от времени появляются мысли о самоубийстве. Видит бог, у меня тоже. Но в подавляющем большинстве люди все-таки не кончают с собой. Что-то их останавливает. Вот я и спрашиваю, что останавливает вас?

Я посмотрела на него.

– Наверное, я еще не продумала все хорошенько.

– То есть вы продолжаете жизнь исключительно из-за отсутствия четкого плана?

– Нет, дело не в этом. Просто мне кажется, что я могу пожалеть о сделанном. Что если я брошусь в реку, то могу передумать уже в воде, но тогда будет поздно.

– Значит, это ваш выбранный метод? Утопиться в реке. Кстати, метод не самый надежный. Вдруг как раз в это время мимо пройдет молодой человек, который геройски нырнет вас спасать. Или у вас у самой сработает инстинкт выживания, и вы доплывете до берега.

– Я не умею плавать, – раздраженно ответила я.

(Сама мысль о том, чтобы погрузиться в большую массу воды, всегда казалась мне совершенно противоестественной.)

– Тем не менее, – продолжал он, – не для вас газовая духовка и горсть таблеток. Не для вас петля или пуля. Хотя пускать пулю в висок – это, конечно, мужские игры. Да и повеситься надо умеючи. Даже если все сделаешь правильно, зрелище все равно неприятное. Если неправильно, то лишь зря изгадишь ковер. В любом случае не самый эстетичный способ уйти.

– Вы забыли упомянуть поезда.

У меня по спине пробежал холодок при одном только воспоминании об эстакаде над железной дорогой, по которой я прошла чуть больше часа назад.

– Да, конечно! – воскликнул Бретуэйт. – Можно же броситься под поезд. Отличный, проверенный временем способ. Спасибо Анне Карениной. Почти нет шансов, что что-то может пойти не так, и уж точно нет времени передумать. Однако в Лондоне много железных дорог, а вы пока не торопитесь бросаться под поезд.

– Не тороплюсь. Но когда я стою на платформе, то каждый раз думаю, как легко было бы все закончить.

Бретуэйт слегка фыркнул, как будто я высказала очень даже разумную мысль.

– Вам не приходило в голову, что все остальные, стоящие на платформе, думают о том же самом?

– Нет, – сказала я. – Они вряд ли думают о том же самом.

– Еще как думают! Все до единого.

– Однако никто не бросается под поезд.

– Да, никто не бросается, – произнес он очень тихо. Впервые за все время нашего знакомства он, кажется, растерялся и не знал, что сказать.

Я пожала плечами:

– Наверное, у них есть причины жить дальше.

– Например?

– Я не знаю. Муж. Дети. Работа.

– У вас есть работа, – заметил он.

– Совершенно дурацкая работа. С которой справится и шимпанзе.

– А ваш отец?

Я снова пожала плечами.

– Мне иногда кажется, что для него было бы большим облегчением, если бы меня не было рядом.

– В таком случае действительно странно, что вы еще не покончили с собой.

На минуту воцарилось молчание. Мне было слышно, как тяжелые капли дождя стучат в оконные стекла. Я не взяла с собой зонтик и теперь рисковала промокнуть. Человека, который решился покончить с собой, вряд ли сильно волнует, промокнет он или нет. В тот день, когда Вероника покончила с собой, шел дождь. Я не