Только удивленные глаза девочек и любопытство Дануты заставили ее осознать странность своего поведения. Это уже была навязчивая идея, летний отдых превратился в неустанное ожидание писем, она жила в постоянном напряжении. Чтобы избавиться от этого наваждения, она возвращалась с пляжа вместе со всеми, не думая о том, получит ли она сегодня длинное письмо с иностранной маркой или ей придется удовлетвориться несколькими словами, написанными на почтовой открытке. Иногда это ей удавалось, но обычно она обманывала сама себя и искала повод, чтобы пораньше уйти с пляжа. А ведь Анна должна была признать, что ни в Ла-Боле, ни среди скал Пулигана она не видела такого чистого песка, такого прекрасного широкого пляжа, без острых ракушек и гравия. Здесь не было отливов и море всегда лежало рядом, ударяясь о песчаный берег пенистой волной. После Атлантики — ветряной и холодной — Балтика показалась ей более теплой, море реже хлестали штормовые вихри, и оно было не таким опасным, с ней не могло тут случиться того, что в Бретани. Она отплывала только на такое расстояние, с которого могла в любой момент вернуться — в полной безопасности. Анна снова радовалась, что находится у большой воды, что видит солнце, покрывающее серебром гривы волн, и слышит крики чаек. И все же она считала дни, оставшиеся до возвращения, и, оказавшись наконец-то у пани Алины, в ее библиотеке, обрадовалась пыльным стеллажам больше, чем радовалась волнам прибоя на Гельской косе.

Как-то раз, еще до возвращения Адама, пани Алина, увидев ночью свет в ее комнатке, приоткрыла дверь, но Анна так была поглощена чтением, что даже не заметила, что кто-то вошел. Стены тевтонского Мальборка — неизвестно почему — напоминали ей оборонительные стены Геранда, а битвы польских рыцарей с врагом, который искоренял древние обычаи и навязывал Поморью чужой язык, — кровавую борьбу шуанов, стремящихся защитить собственные права и даже языческие обряды, а прежде всего сохранить язык кельтов, осевших много веков тому назад в Арморике.

Пани Алина присела на край кровати и осторожно положила ладонь на открытую книгу. Она не сердилась, как в Батиньоле tante Люси, на то, что Анна читала до поздней ночи. А просто спросила — раз Анна так любит книги, — не могла бы она сейчас, в августе, полдня помогать в библиотеке, тогда нагрузка у пани Алины будет меньше и она сможет немного отдохнуть за городом? Библиотека принадлежит двум дамам, и одна из компаньонок будет помогать Аннет, возьмет на себя дежурства после обеда и кассу. Летом мало читателей приходит с утра, и она быстро научится выдавать заказы, в свободное же время может читать у окна, при свете дня, не портя себе глаз.

Анна-Мария, которая на следующий день должна была поехать к прабабке за советом, что делать дальше и сообщать ли родственникам о своих планах, посмотрела на пани Алину так, словно видела ее впервые. Неожиданно она поняла, что нет необходимости спрашивать у маршальши, как ей поступать и где жить — в студенческом общежитии или в снятой комнате. И на какие деньги. Ей больше нельзя было находиться в «Мальве» из-за нескрываемой неприязни дяди Стефана, а Кристин не получила разрешения пани Ренаты пригласить ее в свою комнату на Хожей. И вот решение пришло само: за комнатушку при библиотеке — работа с пани Алиной. Ибо Анна-Мария сразу решила, что это будет не временная, а постоянная работа, найти которую в Париже она просила Люси в письмах и о которой говорила прабабке. Теперь Анна-Мария знала, что она действительно хочет и что сумеет делать, не испытывая того отвращения, с каким проверяла счета поставщиков Софи или вела хозяйство в семье ле Тронк…

К удивлению всегда спокойной пани Алины, Анна-Мария внезапно села и крепко ее обняла. Она была благодарна за доверие, за идею, которая ей самой почему-то не пришла в голову, и пообещала заняться не только довольно большим отделом французских книг, но и польскими. И закончила совсем неожиданно:

— Теперь я знаю, на какие курсы мне надо записаться. И независимо от того, буду ли я библиотекарем здесь или в Батиньоле, я все равно восстановлю против себя родственников как в Вириаке, так и в Геранде, ибо не буду там, где должна быть порядочная бретонская девушка: на атлантическом побережье.

— Ты станешь библиотекарем? — удивилась пани Алина. — Но, деточка, ты ведь почти обручена с молодым Корвином, а они никогда не позволят…

— Почему? Адам живет у родителей и, как утверждает пани Рената, вовсе не такой уж самостоятельный, чтобы жениться. Я слышала это от прабабки. Мы должны ждать самое малое два года, пока он не получит хорошую должность и не добьется какого-нибудь поста. Даже маршальша не видит другого выхода. За это время мы должны будем проверить свои чувства. Я хочу получить высшее образование и приобрести профессию. А если я смогу жить здесь…

— В этой служебной клетушке? — печально покачала головой пани Алина. — Это должно быть просто pied-à-terre[12], пока, как мне говорила мадемуазель ле Галль, ты не поселишься на Хожей, в комнате Эльжбеты, или в Константине.

— В каждом из этих вариантов кому-то что-то не нравится, значит, они не подходят и мне. Эта комнатка довольно большая, а я с детских лет привыкла спать в шкафу. Но я чувствую себя здесь в безопасности, так как стены совсем рядом, и мне кажется, что тут я будто в удобной бретонской кровати в Вириаке. Вы хотите отдохнуть? Обещаю вам честно отработать за крышу над головой. В Геранде я вела счета, ругалась с поставщиками фруктов, овощей, рыбы и делала это не так уж плохо. А здесь, когда речь идет о книгах… Какое счастье, что вы вошли сюда в тот момент, когда я мысленно перенеслась в тевтонский Мальборк и бретонский Геранд, и вы снова вернули меня к действительности. Именно сейчас я поняла… Поняла, что теперь никогда никому не позволю выбить у себя из рук плод каштана. Лекарство от скуки, от боли. И тоски.

— Каштана? — повторила еще более удивленная пани Алина.

— Святая Анна Орейская! — произнесла свое обычное заклинание ее будущая помощница. — Прабабка из каштановой рощи знает гораздо больше, чем все Корвины с улицы Хожей. И даже… Даже живущие в Константине, в «Мальве».

— Ничего не изменилось? — повторила маршальша с ноткой удивления в голосе. — Ты хочешь остаться здесь, работать и ждать Адама?

— Ждать? Сколько? — спросила Анна, помолчав.

— Этого я не знаю. Но все же я хочу, чтобы ты о некоторых вещах узнала от