Шрифт:
Закладка:
* * *
Мадмуазель Дюте[666] потеряла одного из своих любовников при обстоятельствах, наделавших много шума. Некто, придя к ней в гости и застав ее за игрой на арфе, удивленно сказал: «Ну и ну! А я-то думал, что застану вас в тоске и отчаянье!». — «Ах, — воскликнула она патетически, — вы бы видели, как я убивалась вчера!».
* * *
В светском обществе, где среди прочих гостей находилась и маркиза де Сен-Пьер, зашел разговор о том, что у г-на де Ришелье было много женщин, но ни одной из них он не любил. «Пожалуй, это слишком сильно сказано, — возразила маркиза. — Я знавала женщину, ради которой он проскакал триста лье». И тут маркиза рассказывает целую историю, все время в третьем лице, но под конец, увлеченная своей повестью, восклицает: «Он с неслыханной страстью бросил ее на кровать, и мы трое суток не выходили из спальни!».
* * *
М* задали каверзный вопрос. «Есть вещи, — ответил он, — которые я отлично помню, пока никто не заговаривает со мной о них, но мгновенно забываю, едва меня начинают расспрашивать».
* * *
Маркиз де Шуазель Ла Бом,[667] юный племянник епископа Шалонского, убежденного янсениста и ханжи, вдруг очень загрустил. Дядя-епископ опросил у него, в чем причина такой меланхолии. Молодой человек ответил, что ему очень хочется заполучить одну мороженицу, но на это нет никакой надежды. «А что, цена велика?». — «Да, дядюшка: целых двадцать пять луидоров». Епископ дал племяннику деньги, но с непременным условием, что тот покажет ему мороженицу. Прошло несколько дней, и он поинтересовался, купил ли уже маркиз предмет своих желаний. «Да, дядюшка, и завтра я обязательно покажу ее вам». И он действительно показал ее при выходе из церкви после мессы. Мороженица оказалась прехорошенькой — только не той, в которой вертят мороженое, а той, которая его продает. Впоследствии она стала известной под именем г-жи де Бюсси. Вообразите гнев старого янсениста!
* * *
Когда я прихожу в театр посмотреть какую-нибудь пиесу К* и вижу полупустой зал, я всегда вспоминаю возглас некоего плац-майора, назначившего сбор на такой-то час. Застав на месте сбора одного трубача, он воскликнул: «Ах, сволочи, почему вы явились в единственном числе?».
* * *
Вольтер говорил о поэте Руа,[668] который только что вышел из тюрьмы Сен-Лазар — он вообще был не в ладах с правосудием: «Человек Руа, конечно, остроумный, но поэту Руа лучше бы побольше сидеть».
* * *
Маркиз де Виллет[669] назвал банкротство г-на де Гемене[670] «светлейшим банкротством».
* * *
Когда театр Французской комедии перенесли на площадь Карусели,[671] Люксанбур, глашатай, выкрикивавший экипажи при разъезде из театра, заявил: «Плохо здесь будет Комедии: никакого эха нет».
* * *
У человека, всегда твердившего, что он глубоко уважает женщин, спросили, много ли у него было любовниц. «Меньше, чем если бы я их презирал».
* * *
Одному умному человеку дали понять, что он плохо знает придворную жизнь. «Можно быть отличным географом, не выходя из своей комнаты. Д’Анвиль[672] никогда никуда не выезжал», — ответил он.
* * *
Споря с кем-то о распространенном предрассудке, будто иные наказания позорят не только преступника, но и его близких, М* сказал: «Довольно и того, что почести и награды получают люди недостойные. Зачем нужно еще, чтобы кара обрушивалась на людей неповинных?».
* * *
Милорд Тайроли[673] утверждал, что если отнять у испанца его достоинства, то получится португалец. Тайроли говорил это, будучи послом в Португалии.
* * *
Г-н де Л*, пытаясь отговорить недавно овдовевшую г-жу де Б* от нового брака, урезонивал ее: «Понимаете ли вы, какое это счастье — носить имя человека, который уже не в состоянии наделать глупостей?».
* * *
Виконт де С* подошел однажды к г-ну де Вену[674] с такими словами: «Правда ли, сударь, что в одном доме, где общество благосклонно признало за мной некоторый ум, вы соизволили отказать мне в этом качестве?». — «Все это сплошная выдумка, сударь: я никогда не бывал в домах, где за вами признавали бы ум, и никогда не говорил, что у вас его нет».
* * *
В разговоре со мной М* заметил, что люди, которые в своих писаниях длинно и подробно оправдываются в чем-либо перед публикой, напоминают собак, с лаем бегущих вслед за почтовой каретой.
* * *
В каждую пору своей жизни человек всегда вступает новичком.
* * *
М* сказал молодому человеку, который не замечал, что его любит женщина: «Вы еще так юны, что, видно, разбираете только крупный шрифт».
* * *
«Почему это люди говорят: „Нужно учиться умирать“? — спрашивала двенадцатилетняя мадмуазель де*. — Я вижу, что у всех это получается с первого раза».
* * *
М*, человеку уже немолодому, сказали: «Вы неспособны больше любить». — «Способен, но не осмеливаюсь, — возразил он. — Даже теперь при виде хорошенькой женщины я подчас твержу себе: „Как бы я любил ее, если бы еще мог вызывать любовь!“».
* * *
Когда вышел памфлет Мирабо о биржевой спекуляции,[675] в котором автор самым суровым образом обошелся с г-ном де Калонном, вдруг пошли слухи, основанные на одном выпаде против г-на Неккера, будто именно г-н Калонн и оплатил книгу, а все дурное, что там написано о нем, — просто маскировка, дабы скрыть сговор. Наслушавшись подобных разговоров, г-н де Л* заметил, что все это напоминает ему случай с регентом, который сказал аббату Дюбуа на одном балу: «Будь со мной пофамильярнее, тогда никто не узнает, что это я». Аббат на балу несколько раз пнул его ногой в зад, и, так как последний пинок был слишком уж увесистым, регент, потирая ушибленное место, запротестовал: «Аббат, ты маскируешь меня чересчур усердно!».
* * *
«Терпеть не могу женщин непогрешимых, чуждых людским слабостям, — говорил М*. — Мне все время мерещится, что у них на лбу, как на вратах дантова ада, начертан девиз проклятых душ:
Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate.[676]
* * *
«Я всеми силами стараюсь уважать людей, и все же не слишком уважаю, — сказал как-то М*. — Не понимаю, как это получается».
* * *
Мой знакомый, человек с очень скудным достатком, взялся помогать бедняку, который тщетно взывал к благотворительности сперва вельможи, а потом откупщика. Я рассказал ему об этом, присовокупив подробности, которые лишь отягощали вину сильных мира сего. Он спокойно ответил мне:
