* * *

Старик д’Арнонкур заключил с девицей легкого поведения контракт, по которому обязывался выплачивать ей ренту в тысячу двести ливров, пока она будет его любить. Она легкомысленно бросила его и связалась с молодым человеком. Тот знал о контракте и решил во что бы то ни стало восстановить его. Подстрекаемая любовником, девица потребовала у д’Арнонкура денег, не выплаченных ей после разрыва, предъявив ему составленное на гербовой бумаге свидетельство о том, что онд по-прежнему его любит.

* * *

Некий торговец эстампами 25 июня продавал гравированный портрет г-жи Ламотт,[631] подвергшейся 21 июня телесному наказанию и клеймению; при этом он запрашивал очень высокую цену, говоря, что гравюра была оттиснута заблаговременно и клейма на ней нет.

* * *

Массильон был большой поклонник женщин. Он влюбился в г-жу де Симиан,[632] внучку г-жи де Севинье. Эта дама очень ценила изысканный слог, и, чтобы ей понравиться, Массильон с особенным тщанием писал «Синоды» — одно из лучших своих творений. Он жил при Оратории[633] и должен был возвращаться не позже девяти вечера; ради него г-жа де Симиан приказывала подавать ужин в семь часов. За одним из таких ужинов вдвоем Массильон сочинил прелестную песенку, из которой я запомнил половину куплета:

Эльвира, нежны наши узы!

Так пусть же будет этот стих

Для любопытных — шуткой Музы,

Но истиной — для нас двоих!

* * *

У г-жи де Рошфор спросили, хочет ли она узнать будущее. «Нет, — ответила она, — оно слишком похоже на прошлое».

* * *

Аббата Ватри[634] уговаривали хлопотать о том, чтобы ему предоставили освободившееся место в Королевском коллеже.[635] «Там видно будет», — отговорился он и ничего не стал делать. Место получил кто-то другой. Один из друзей аббата прибегает к нему:

— Ну, что вы за человек! Сидели сложа руки, а тем временем на это место назначили другого!

— Уже назначили? — спрашивает аббат. — Ну, теперь мне самая пора просить его себе.

— Вы что, с ума сошли?

— Ничуть! Раньше у меня была сотня соперников, а нынче остался только один.

Аббат начал хлопоты и получил место.

* * *

Г-жа*, которая из кожи вон лезла, чтобы привлечь в свой салон людей умных и острых на язык, говорила о Л*: «Я о нем невысокого мнения: он никогда даже не заглянет ко мне».

* * *

Аббат де Флери[636] был влюблен в супругу маршала де Ноайля, но она обходилась с ним свысока. Потом аббат стал первым министром и, когда г-же де Ноайль что-то понадобилось от него, припомнил ей, как сурова она с ним была. «Ах, монсеньер, — наивно воскликнула дама, — кто же мог предвидеть, что так получится!».

* * *

Герцог де Шабо приказал нарисовать на своей карете изображение богини Молвы, и по этому случаю кто-то вспомнил известные стихи:[637]

Поступок совершил оплошный,

Когда, в припадке доброты,

Свою хулительницу ты

Зазвал к себе в сей дом роскошный.

* * *

Некий сельский врач пошел в соседнюю деревню навестить больного. Он взял с собой ружье, чтобы скоротать время и поохотиться в пути. Крестьянин, попавшийся ему по дороге, спросил у него, куда он идет с ружьем. «К больному». — «Боитесь, что без ружья вам его не прикончить?».

* * *

Некая девица покаялась на исповеди: «Святой отец, я очень уважала одного молодого человека». — «Уважала? Сколько раз?», — спросил исповедник.

* * *

К человеку, который лежал на смертном одре, пришел исповедник и сказал: «Я буду молиться за вас до самой вашей смерти». — «Молю вас, — ответил тот, — дайте мне сперва умереть».

* * *

Аббату Террассону[638] кто-то очень расхваливал новое издание Библии. «Слышал, слышал, — заметил аббат, — все грязные места сохранены там в первозданной чистоте».

* * *

Болтая с г-ном де М*, некая дама воскликнула: «Ах, вы только и знаете, что говорить глупости!». — «Сударыня, — возразил он, — иногда мне действительно приходится их выслушивать — вы как раз присутствуете при этом».

* * *

«Вы зеваете!», — с упреком сказала жена своему супругу. «Дорогая моя, — ответил он, — муж и жена — одно, а когда я наедине с собой, мне скучно».

* * *

Однажды Мопертюи,[639] развалившись в кресле и позевывая, сказал: «С каким удовольствием я занялся бы сейчас решением красивой и не очень трудной задачи!». В этих словах — весь человек.

* * *

Мадмуазель д’Антраг, разобиженная решительным нежеланием Бассомпьера[640] жениться на ней, воскликнула: «Глупее вас нет никого при этом дворе!», на что Бассомпьер ответил: «По-моему, я все время доказываю вам обратное».

* * *

Некий антрепренер обратился к г-ну де Виллару с просьбой о том, чтобы пажам запретили бесплатный вход в театр. «Ваша светлость, — сказал он, — примите в соображение, что, когда пажей много, из них получается целый корпус».

* * *

Король[641] назначил г-на де Навайля[642] воспитателем герцога Шартрского, впоследствии регента. Через неделю после этого г-н де Навайль умер, и король выбрал ему в преемники г-на д’Эстрада.[643] Тот тоже умер приблизительно через столько же времени, и тогда Бенсерад[644] сказал: «Видно, не образовался еще на свете человек, способный образовать герцога Шартрского».

* * *

Дидро, обнаружив, что человек, в котором он принял участие, нечист на руку и обкрадывает даже его, посоветовал тому убраться из Франции. Плут внял совету, и Дидро лег десять ничего о нем не знал. Однажды он услышал неистовый звонок. Дидро сам открыл дверь, узнал старого знакомца и удивленно спросил: «Как! Это вы?». — «Честное слово, не за что было», — ответил тот, сразу догадавшись, что Дидро недоумевает, как это его еще не повесили.

* * *

Г-н де*, азартный игрок, спустил за одну партию в кости свой годовой доход — тысячу экю. Тогда он написал своему другу М*, прося дать ему взаймы эти деньги. М*, который знал о страсти де* к игре и хотел излечить его от нее, прислал в ответ вексель, составленный в таких выражениях: «Прошу г-на банкира* открыть г-ну де* неограниченный кредит в пределах всей суммы моего состояния». Столь грозный и великодушный урок возымел желаемое действие.

* * *

Королю прусскому кто-то стал расхваливать Людовика XIV, однако Фридрих решительно отказался признать