Разница между языческой «безысходностью» и христианской глубокой надеждой на «приобретение», блаженное воздаяние вечной, истинной жизни, пробуждение после загробного сна выражена особенно отчетливо в том, что смерть становилась в представлении ромеев триумфом, торжеством, новым рождением и потому иногда сравнивалась с церковным обрядом браковенчания. Как жизнь, так и смерть сами по себе были путешествием – общим для всех путешествием в вечность. Идея смерти не как вызова Богу и человеку, а как единственного пути в эту вечную жизнь стала краеугольной для ромея-христианина. Показательно, что кварталы поздневизантийских провинциальных городов уже с X–XI вв. все гуще покрывались маленькими квартальными, «семейными» церквами, которые одновременно служили местами для коллективных кимитириев умерших прихожан. Устроенные под полом или в стенах этих церквей, а также рядом с ними, в непосредственном окружении частных жилых домов, они символизировали тесную связь жизни и смерти, которые стали восприниматься если и не полностью бестрепетно, то абсолютно неразрывно. Встречая более ранние могилы, строители новых гробниц собирали человеческие останки, содержащиеся в них, и перезахоранивали в ямах, могилах-костницах, благоговейно твердо веруя, что за чередой лет и тысячелетий неминуемо придет день, когда Господь соединит эти мертвые тела с душами и призовет всех на свой последний Страшный Суд.

Глава 4. Рецепты счастья

По справедливому мнению выдающегося французского византиниста Андре Гийу, византийцы были «одним из самых серьезных народов мира». Они мудро и глубоко относились к себе и своему окружению, строя на этом представления о счастье – духовных основах своей жизни, традициях, семье, браке, воспитании, образовании и науке.

Надежда и опора

В мире изменчивом, полном клеветы и предательства, насилия и страха, где человек оказывался безнадежно одиноким перед всемогущим государством, единственной надежной опорой для ромея стала такая простая коллективная ячейка византийского общества, как христианская семья. Вся жизнь вращалась вокруг нее и семейных религиозных церемоний – Крещений, обручений, браковенчаний – стефаном, отпеваний, похорон и панихид. Идеал такой семьи, разумеется, был недостижим без глубокого ментального переворота общества, преодоления античных семейных традиций, искреннего обращения в христианство.

Наиболее частое слово для обозначения византийской семьи – сингенис. Ромеи различали два ее вида – кровную, «природную» (фисеи) и «устроенную» (фесеи). Последняя, ориентированная на главное – воспроизводство детей, продолжение рода, включала супругов в браке (анхистерия), духовных родителей-крестных (анадохе пневматике), приемных сына/дочь (иофесия) или приемных брата/сестру (адельфопойя). Нетрудно заметить, что такая семейная структура расширяла понятие семьи далеко за пределы привычного перечня участников семейных отношений. Законодательно она окончательно сформировалась в Ромейском царстве к концу IX в., как это видно из новелл Льва VI Мудрого.

Сингения представляла собой некое подобие монастыря, этакий индивидуальный мирок, больший или меньший, живущий обычно в собственном доме, скрытый от посторонних глаз, в недоверии ощетинившийся перед всем окружающим светом, образно и на деле постоянно готовый к осаде извне. Для семейного человека это была надежная, тихая гавань, где можно было обрести душевное равновесие и покой, познать настоящее счастье. Общественная жизнь в ромейском обществе потеряла свою притягательность. Все, что происходило вне семьи, воспринималось как ненужные тревоги, заботы и волнения. Только ради семьи стоило трудиться, добиваться высокого положения и приобретать богатства, только на помощь близких родственников можно было рассчитывать в трудную минуту.

Характерно, что обителью такой семьи являлась усадьба, опять-таки бо`льшая или меньшая, но обязательно закрытая для посторонних взоров.

Свое жилье византийцы старались, насколько возможно, построить подальше от соседского, а двери расположить таким образом, чтобы они не находились против входа в другой дом. Огороженный хозяйственными постройками и высоким каменным забором, такой дом представлял собой замкнутый прямоугольник или квадрат с глухим внутренним двором и действительно напоминал своеобразную крепость.

Семья ромея – это, как правило, большая семья, особенно характерная для сельского населения. В такой семье рядом с родителями (гонис) и дедами нередко жили и женатые внуки, другие родственники по боковой линии. К семейному очагу – средоточию византийского дома охотно тянулись, и поэтому стремились избегнуть проживания вдали друг от друга, отдаления членов семьи, куда, как уже было указано, входили свои и приемные дети, братья, сестры, анадохи. Каждый ребенок имел такого анадоха, являвшегося «усыновителем в Святом Крещении». Они часто навещали друг друга, вместе трапезничали, дарили подарки. Правда, постепенно среди высших слове населения и среди городских жителей все более широко распространилась и парная, то есть малая семья, которая включала отца, мать и их трех-четырех детей. Обычно именно такую семью византинисты принимают за среднестатистическую для Ромейского царства, включают в демографические подсчеты, историческое моделирование, поскольку меньше она никак не могла быть, учитывая необходимость воспроизводства.

Как бы то ни было, спаянность ромейской семьи, большей или меньшей, была полной. Она вела общее хозяйство, подсчитывала доходы и расходы, ежедневно, из года в год, записывая их в семейную счетную книгу. Всеми делами этого порой обширного «клана» с входившими в него слугами и домашними рабами, рабынями управлял старейший представитель рода: для членов семьи он был тем же, что и василевс для жителей Ромейского царства. Послушание отцу, смалу учили своих детей ромеи, – первая заповедь, почтение к матери – первейший долг. Плохо воспитанный, лживый, непочтительный ребенок обязательно передаст свои дурные качества потомкам. Византийская литература четко отразила такие настроения.

* * *

В христианской Империи, какой была Византия – Imperium Romanum Christianum, именно Церковь приобрела главную роль в формировании христианской семьи. Делу ее укрепления прежде всего содействовал брак – гамос, как его называли византийцы, который освящался Церковью путем специальных обрядов, чинопоследований, как и предшествующая браку помолвка, или обручение.

Разумеется, все произошло не вдруг. В VI в. гамос еще рассматривался ранневизантийским законодательством как простое соглашение на сожительство, даже не освященное Церковью, заключаемое совершенно свободно и так же свободно разрываемое по желанию каждой стороны при условии разрешения вопросов собственности. Дело в том, что на этом этапе еще действовали разные «этажи культуры», на которых работали разные правила, но в VII в. они становятся более монолитными и ортодоксально-официозными.

Дальше – больше. Уже Эклога законов, созданная в 741 г., произвела настоящий переворот в семейных отношениях между супругами и в их отношениях с детьми. Именно в VIII в. произошло окончательное становление доктрины христианского брака в Ромейской империи: непременным условием вступления в брак стала христианская вера, и, что очень важно, было впервые разработано брачное христианское право. Оно стало требовать соблюдения установленных законом форм, которые распространялись на всех без исключения лиц, независимо от их социального статуса или имущественной обеспеченности. Были благословлены брачные союзы даже рабов и свободных. Богословы-канонисты, знатоки церковных законов, стали писать, что если христианский