Вместе с тем в Ромейском царстве существовали и некоторые ограничения относительно вступления в брак: с близкими родственниками (от одного предка, до четвертой, пятой, шестой, а позже и седьмой степени родства даже по боковой линии), свойственниками (до второй степени свойства – сестра бывшей жены, брат бывшего мужа, невестка сына и т. п.), а также с еретиками, иудеями и мусульманами. Хотя со временем, особенно в поздней Византии, браки с приверженцами Пророка Мухаммеда и Аллаха стали не такой уж редкостью, Церковь продолжала решительно высказываться против подобных союзов. Она же, ссылаясь на гражданские и церковные законы, запрещала браки между лицами, принимавшими участие в Крещении детей – восприемниками, крестными и их родителями. Напомним, крестные выступали как сородители (синтекнои) и формально входили в семью (сингенис). Один из канонов решительно настроенного, во многом знакового, ортодоксального Вселенского собора 691/692 г. объявил браки лиц, связанных духовным родством, не менее кровосмесительными, чем между близкими родственниками.

Родство по усыновлению или удочерению, сопровождавшееся церковным освящением, тоже являлось каноническим препятствием к браку. Не подлежали обряду браковенчания связанные монашеским обетом, а также священники и диаконы после их рукоположения в сан. В целом в византийском праве различались три типа запрещенных браков: инцест – незаконный или преступный брак между прямыми родственниками; дамнат – «непристойный брак», например с опекуном; нефарий – запрещенный по моральным принципам брак с монахиней или насильно выкраденной девушкой. Таким образом, главным условием для заключения гамоса в Ромейском царстве было отсутствие между нареченными родства, которое делилось на кровное, физическое, по усыновлению, родство через свояченичество и даже духовное родство.

Конечно, исключения из этих строгих правил случались и, похоже, нередко. Прецеденты давали сами императоры. К примеру, Ираклий I (610–641 гг.), у которого в 612 г. умерла после родов страдавшая эпилепсией жена, Фавия Евдокия, все же женился на своей племяннице, амбициозной Мартине, несмотря на осуждение Патриараха Сергия. Но, как отмечали современники, василевс «…очень боялся, чтобы не обличили его архиереи в этом недостойном деле». Подданные не сомневались, что он навлек на себя гнев Бога этим инцестным браком, поскольку из девяти детей Мартины четверо умерло во младенчестве, у одного была кривая шея, еще один ребенок оказался глухонемым, наследник Ираклион после смерти отца от водянки не смог удержать трон, а сама Мартина лишилась языка и угодила в ссылку.

Случалось, такого рода браки доводили до расколов среди духовенства. Именно так произошло в 795 г. из-за вступления во второй брак молодого василевса Константина VI, сына Льва IV Хазара и властолюбивой августы Ирины. Особенно были потрясены монахи, когда узнали, что василевс бросил навязанную ему матерью красавицу-жену, внучку преподобного Филарета Милостивого, незнатную армянку Марию Амнийскую, от которой у него была дочь, упек бывшую жену в монастырь, ложно обвинив ее в попытках отравить его, и справил необыкновенно пышную свадьбу – фаламос со своей дальней родственницей, Феодотой, одной из придворных дам матери, к которой легкомысленно воспылал страстью. Константинопольский патриарх Тарасий пытался воспротивиться михианству – прелюбодейному браку, но Константин, похоже, угрожал ему поддержать иконоборство и вообще нашел пресвитера на стороне, эконома Великой церкви св. Софии Иосифа, который согласился провести обряд, несмотря на его осуждение церковными канонами как блудное сожительство. Этими страстями воспользовался самый грозный враг Константина – его собственная мать, убежденная противница иконоборства, которая всеми способами попыталась опорочить сына, развернула ситуацию в свою пользу. В 797 г. она организовала переворот и не только отстранила потерявшего популярность, скомпрометированного 27-летнего Константина от трона, но и приказала ослепить его особо жестоким способом, причем волею вульгарной иронии судьбы произошло это в той самой порфировой палате Дворца, где он родился четверть века назад. Как тут не верить в запреты Святой Церкви и в неизбежность сурового наказания для тех, кто их нарушал!

«Василики», окончательно сформированные при Льве VI Мудром (886–912 гг.), запрещали брак даже шестой степени родства, а василевс Мануил Комнин в 1166 г. на основе созванного в Константинополе церковного Собора признал нетерпимым к браку седьмую степень родства и указал, что такие браки должны быть отменены. Разрешалось заключать брак лишь кровным родственникам восьмой степени родства, то есть четвероюродным братьям и сестрам. Впрочем, на деле законы срабатывали не всегда. Коррективы и тут продолжала вносить сама жизнь. Скажем, при столь строгих ограничениях, крестьянин глухой деревни не имел бы шансов найти себе жену, поскольку все односельчане были в той или иной степени родства. Точно так же, но по иной причине аристократы стремились породниться еще более тесно, несмотря на уже существующее родство, дабы избежать утекания, дробления родовых имуществ. В таких случаях приходилось выкручиваться, идти на уступки, делать исключения. А значит, нарушать запреты. Мы уже многократно убеждались, что византийское общество было ригористично, скорее, в теории, чем на практике. Категорично в пользу моногамии, причем совершенно беспорочной, оно высказывалось лишь тогда, когда речь шла о посвящении в священство второбрачного. По этому поводу Александрийский архиепископ Иоанн Милостивый (610–619 гг.), по словам агиографа, сказал второбрачному богачу, просившему его посвятить в диаконы за большой взнос в пользу бедных, что «лучше погасить солнце, чем нарушить Божественный закон». В таком случае препятствием для посвящаемого в епископы, пресвитеры или диаконы становился даже первый брак на вдове или женщине, оставленной своим мужем, не говоря уже о блуднице, рабыне или актрисе. Неженатым священнослужителям вступление в брак вообще было запрещено: они могли это сделать лишь до принятия сана.

* * *

В любом случае брак в Ромейском царстве рассматривался только как снисхождение для немощных христиан. Отцы Церкви говорили, что он допустим только как меньшее зло по сравнению с блудом – «да не искушает сатана». Иоанн Хрисостом проповедовал, что немощные, воспитываясь в браке, «как птенцы в гнезде», должны восходить к совершенному житию – девственному, а более сильные или, скорее, более разумные восходить к нему сразу, минуя брак. Вообще в христианском браке видели благочестивый союз людей, желающих рожать детей и помогать друг другу спастись. Впрочем, с медицинской точки зрения считалось, что половое воздержание для женщин чревато большими проблемами, серьезной болезнью, смещением матки, и потому нежелательно.

Так или иначе, Церковь не приветствовала настроений «медового месяца» и напрочь отвергала секс как греховное средство получать оргазм, чувственное удовольствие. Если в античном мире он не считался чем-то постыдным и являлся исключительно личным делом людей, то теперь его все больше и больше регулировали мораль и закон. Секс рассматривался православием как неизбежное зло, оправдываемое только необходимостью продолжения рода и возможное только у супружеской пары. Поэтому от добропорядочной христианской четы требовались отказ от страстей – пафи, духовная