Шрифт:
Закладка:
Бригада, в которую меня назначили, состояла в основном из молодых ребят, как уже отслуживших срочную армейскую и флотскую службу, так ещё и допризывного возраста. Но было и несколько человек более солидного возраста и с многолетним семейным стажем. Народ был дружный, работящий, выпивки в рабочее время категорически исключались – как оказалось, бригада боролась за входящее тогда в моду почётное звание «Коммунистического труда». Бригадиром был толковый хлопец Геннадий Срединь, демобилизованный из армии два или три года тому назад, его неофициальным замом и авторитетным помощником был бывший флотский старшина первой статьи – к сожалению, забылись его имя и фамилия, помню только, что его жена была заместителем управляющего местным банком. Третьим самым авторитетным членом бригады был Николай Пугачёв, бывший в недалёком прошлом пограничником на одной из уссурийских застав. С этими тремя ребятами совсем скоро я очень крепко сдружился. А у бывшего флотского старшины я даже несколько раз бывал дома и брал почитать из его семейной библиотеки книги. Познакомился и с его молодой женой, миловидной приветливой женщиной, награждённой редким природным сюрпризом, иначе и не скажешь: на одной из её рук, не помню какой, было шесть пальцев!
Эта бригада, в которой я потом проработал почти два последующих года, во время моего появления в ней занималась закладкой ленточного фундамента для двухэтажного восьмиквартирного дома, второго после дома культуры. И я думать не думал тогда, что пройдёт каких-то чуть больше трёх лет, и в одной из квартир этого дома буду жить я со своим семейством…
Всего за время работы в бригаде строителей я участвовал в закладке или монтаже из бетонных блоков трёх фундаментов: два под жилые дома, в одном из которых буду потом жить, и один, особенно сложный из-за глубокого залегания и поэтому с подвальными помещениями, для здания местного КБО. И каждый раз, когда в последующие годы мне не раз ещё приходилось бывать в этом городе, я невольно и с некоторой даже гордостью искал глазами среди многочисленных уже новостроев, неузнаваемо изменивших облик правобережной стороны, именно «свои» дома, в возведении которых когда-то принимал личное участие.
В Приморье остался ещё один памятный для меня объект, который сооружала наша бригада с моим участием. Это два огромных бетонных бака в седловинке сопки над корпусом санатория «Изумрудный», построенном внизу у её подножия, для забора воды для бытовых целей из Уссури, омывающей противоположный склон этой же сопки. Мы плели арматуру, делали опалубку, и на этом наша миссия была закончена. Бетонировала уже другая бригада, а нас вернули в город. А на прощанье закатили пир горой. Дело в том, что жили мы там в какой-то хатёнке, предназначенной под снос, готовили пищу себе сами на печке-развалюхе, продукты брали в местном магазинчике, в котором, кроме круп с макаронами-рожками и консервов, ничего больше не было. Столовой в посёлке работников трёх местных санаториев, действующих и строящегося, не было вообще, а в «кормоцехи» на территории уже работающих санаториев нам, естественно, доступ был закрыт категорически. Готовил нам еду наш же член бригады, которому ещё в бытность службы в армии посчастливилось покухарить. Спиртного за всё время работы здесь мы вообще не употребляли: во-первых, и бригадир наш Гена Срединь был очень строг на этот счёт (всё-таки боролись за звание «Ударник коммунистического труда», а во-вторых, и соблазнов не было, поскольку любое питиё, кроме томатного сока, в местном магазинчике вообще отсутствовало. Но по завершении заданных нам работ мы всё же позволили себе немного расслабиться.
Наш армейский повар, заморивший нас в течение месяца своими кашами с макаронами, на этот раз проявил настоящую солдатскую находчивость. Дело в том, что рядом с нами была ферма военного санатория, размещённая на территории бывшего Шмаковского монастыря, закрытого ещё в начальные годы советской власти. Содержалось на этой ферме, огороженной аккуратными кирпичными стенами, наверное, невидимое количество кур, потому что весь народившийся и подросший молодняк не вмещался уже за оградой, и многие сотни их голов приходилось куроводам просто выпускать до поры на вольные хлеба. Большими стадами они бродили по сопкам рядом с санаториями, шебуршали опавшими с деревьев и кустарников осенними листьями в поисках пропитания и были на вид даже вполне упитанными. Немало было этих полудомашних кур и вокруг нашей стройки. И вот наш повар собрал оперативно команду охотников, и ребят пять отправились на сопку ловить кур. Без особого труда они добыли десятка полтора нагулявшихся кур-молодок, ободрали их там же вместе с перьями, выпотрошили, забросали следы преступления охапками опавших листьев. А к этому времени двое других смотались гонцами до железнодорожной станции Шмаковка и обратно на автобусе – только там можно было купить питьевой спирт в бутылках, а другого «горячительного» в ближайшей округе в страдную пору на селе вообще не было. Ужин прощальный получился на славу: и выпили, и повеселились хорошо, и песни попели. А утром за нами пришла машина, и мы вернулись в город. Кстати, это была первая и последняя наша общая бригадная вечеринка. Случилась она уже осенью 1962 года.
Однако 1962 год стал особо памятным для меня совсем не этим в общем-то вполне банальным событием: в июле у меня родился сын Андрей. Ещё в июне, будучи уже на последнем месяце беременности, моя Иринушка уехала в свой родной город Сокол к матери, чтобы под её родительской опекой могли состояться роды. К тому времени я уже полностью убедился, что с моей заочной учёбой ничего не получается, и решил бросить её до более лучших времён. И объявил об этом Иринке перед самым её отъездом. Она, конечно, была
