— Здравствуйте, товарищ Сорокин! — произнёс он с лёгким акцентом. — Присаживайтесь. — И сделал даже не жест, а намёк на жест в сторону куда менее презентабельного, чем у него, кресла с моей стороны стола, в которое я, выдав ответное «Добрый день, товарищ Берия!», и опустился.

Закинул ногу на ногу, тем самым демонстрируя, что чувствую себя в этих стенах вполне комфортно.

— А я думал, этот кабинет напомнит вам о не самом приятном моменте вашей биографии, — чуть усмехнулся нарком. — Вижу, ошибался, либо вы умеете владеть своими эмоциями.

— Согласен, товарищ народный комиссар, воспоминания не самые приятные, хотя именно в этом кабинете Ежов со мной общался доброжелательно, даже чаем с лимоном напоил, — улыбнулся я.

Берия неожиданно расхохотался. Смеялся он с чувством, хотя его смех и напоминал больше воронье карканье и прекратился столь же неожиданно, как и начался. Берия протёр большим носовым платком запотевшие стёкла пенсне, водрузил их обратно на нос и вновь превратился в филина.

— Смелости, я смотрю, вам не занимать. Хорошо, будет вам чай с лимоном. Я и сам люблю побаловаться чайком.

Спустя минуту на столе стоял практически тот же набор, что и пять лет назад: сахарница, вазочка с печеньем и конфетами, чай в стаканах в мельхиоровых подстаканниках. Я отхлебнул не без скрытого удовольствия. Соскучился всё-таки по хорошему чаю.

— Наверное, проголодались? — спросил нарком, размешивая ложечкой сахар в стакане. — Отсюда вас отвезут на загородную базу, где готовится к заброске в Индию отряд под кодовым названием «Индусы». Там, на базе, вас накормят. Как чай? Кстати, тоже индийский.

— Спасибо, вкусный, у партизан всё больше травы в почёте, но я приверженец хорошего классического чая.

— От товарища Медведева, пока вы летели, пришла радиограмма, как вы отличились при освобождении подпольщиков в Ровно. Ходатайствует о представлении вас к государственной награде. Мы этот вопрос рассмотрим в ближайшее время. А пока у меня есть сорок минут до того, как я уеду на совещание в Кремль, расскажите вкратце, что там у вас случилось по пути с Кубы в Москву?

Рассказ занял минут двадцать, в течение которых Берия, почти не моргая, сверлил меня взглядом. Я глаз не отводил, в свою очередь рассматривая слушателя. Лицо наркома трудно было назвать симпатичным, но не всем же родиться такими красавцами, как я, главное, что у человека в голове. А Лаврентий Павлович вряд ли мог пожаловаться на недостаток ума. Это сразу после расстрела его вывели недалёким тираном и сексуальным извращенцем, а в XXI веке стали публиковать откровения современников Берии, в которых он выглядел едва ли не совершенно противоположной личностью. Хотя насчёт его сексуальных подвигов многие соглашались, ну так ведь у каждого имеется какая-то слабость.

В рассказе я упомянул о незавидной судьбе Николая Кузнецова, попросив принять меры по предотвращению его гибели в 1944-м. Хотя, честно говоря, сейчас я и сам не был уверен, что в этом варианте истории всё пойдёт по известному мне сценарию.

— Насчёт Кузнецова мы подумаем, спасибо за информацию, — чиркнул он карандашом на листе бумаги. — Однако как это у вас получается всегда выходить сухим из воды? В подвале Лубянки вас должны были расстрелять — вы сумели уйти. Из лагеря тоже сбежали. В Америке, вместо того, чтобы затаиться, развили бурную деятельность. Благодаря вам, я слышал, вся сицилийская мафия встала на уши, а уж когда вы открыли отель и казино в Лас-Вегасе… Ваш фильм о гангстерах прошлого века мы с товарищем Сталиным с удовольствием посмотрели. И вот сейчас, несмотря на авиакатастрофу, вы живы и здоровы. Такое ощущение, что где-то там, — он поднял глаза вверх, — у вас имеется покровитель.

— Насчёт покровителя не знаю, — усмехнулся я, — но у меня и в прошлой жизни были случаи, когда я неоднократно мог погибнуть. Но, как видите, сижу перед вами и готов к дальнейшим свершениям во благо… родины.

— А что запнулись? — моментально отреагировал Берия. — Так трудно даётся слово «родина»?

Вот же жук, с этим кренделем нужно держать ухо востро. Чуть что не то ляпнешь — и не поглядят на былые заслуги, упекут снова в лагерь или вовсе к стенке поставят. А для Советского Союза, как ни крути, я сделал немало. Одних моих сведений о будущем хватило бы выше крыши, а я ещё и в Штатах умудрялся помогать, хотя вполне мог бы забить на проблемы СССР и жить в своё удовольствие.

— Не нужно меня ловить на этом, товарищ народный комиссар внутренних дел, для своей страны я сделал поболе некоторых. Не хотел обижать кого-то конкретно, — глядя на сузившиеся за линзами глаза, добавил я, — но, согласитесь, сколько людей кричат, что они настоящие патриоты своей родины, бьют себя в грудь, брызжут слюной, а на выходе хорошо, если хотя бы не навредили стране. Я же и в своём времени проливал кровь за Россию, и здесь жизнью рискую. И пользы, согласитесь, сделал немало…

— Не спорю, немало. Вижу по вашим горящим глазам, что говорите искренне, а искренность я в людях уважаю… А скажите мне, Ефим Николаевич, — уже более доверительно обратился ко мне нарком, — вы всё подробно описали в своих показаниях относительно будущего СССР? Ничего не забыли, не перепутали?

— Вроде бы всё, но если вас что-то конкретно интересует, спрашивайте, постараюсь ответить.

Берия снял обёртку с шоколадной конфеты «Мишка косолапый» и бросил сладость в рот. Вдохновлённый его примером, я взял такую же конфету и спустя несколько секунд сумел оценить вкус орехового пралине с шоколадной глазурью от кондитерской фабрики «Красный Октябрь».

— Война, все силы брошены на военные нужды, но цех по производству шоколада и шоколадных конфет по-прежнему работает, — сказал нарком и тут же вернулся к нашей теме: — То есть вы уверены, что товарищ Сталин уйдёт от нас в марте тысяча девятьсот пятьдесят третьего года? И что меня в том же году… расстреляют?

— Может, Иосиф Виссарионович и подольше протянет, если всё же начнёт выполнять указания врачей. Но его здоровье уже и так, пожалуй, серьёзно подорвано, в первую очередь из-за стрессов. Что же касается вашего расстрела… Насколько я помню, после кончины Сталина Никита Хрущёв поднял вопрос о вашем несоответствии занимаемой должности. Позже вас арестовала группа генералов во главе с маршалом Жуковым. Вас обвинили в шпионаже в пользу иностранных разведок, в злоупотреблении властью, моральном разложении и так далее. Ничего нового, в подобных вещах обвиняли десятки тысяч советских граждан, реабилитированных после пятьдесят