более многочисленные, и нам приходилось просто пережидать, пока они минуют наш маршрут. В глубине души я только поражался, как такая толпа может столь скрытно передвигаться, но, видно, выучка у партизан была отменная. Двигались от дома к дому, небольшими группами, чтобы ни одна собака в округе не забрехала.

Свято-Успенская церковь находилась в центре небольшой площади, а возле входа под фонарём нёс караул смешанный наряд из двух немцев (кажется, ефрейтора и рядового) и трёх полицаев. Учитывая, что комендатура, по словам Вари, находилась в квартале отсюда, а там рядом и казармы, в течение нескольких минут сюда могла прибыть нежелательная подмога. Но большинство гарнизона оттянется на другой конец города, где вскоре должен прогреметь взрыв.

— Ещё две минуты, — глядя на часы, прокомментировал полковник.

Однако ни через две, ни через пять минут взрыва не произошло. Народ начал волноваться. Медведев тихо матерился, но поделать в этой ситуации ничего не мог.

— Что-то не так пошло у ребят, — бормотал он себе под нос. — Странно, но и выстрелов нет. Если бы они попались, началась бы пальба. Давайте подождём ещё минут пять.

Но и через пять минут взрыва не послышалось. Полковник явно нервничал, хоть и пытался скрыть обуревавшие его чувства. Понимая, что операция грозит сорваться, я тихо сказал:

— Товарищ командир, разрешите, я снова попробую по-тихому их обезвредить?

— В одиночку? Их же пятеро!

— Так что же, попытка не пытка, держите их на мушке на всякий случай, но надеюсь, до стрельбы дело не дойдёт.

— Ладно, чёрт с вами.

— Лучше Бог, — хмыкнул я, выходя из-за угла.

Шагая по булыжной мостовой подкованными сапогами, я тут же привлёк внимание нёсших дежурство немцев и полицаев. Послышался лязг взводимых затворов, и хриплый голос ефрейтора спросил на немецком:

— Wer sind sie?[20]

— Ich bin ein major — Intrigant-Service von Willie Vogel. Erhielt den Befehl, um zu iiberpriifen, wie Sie dienen.

В общем, заявил, что был послан с проверкой, и это заявление, сделанное на чистом немецком, слегка расслабило потенциальных жертв, даже полицаев, которые вряд ли могли свидетельствовать, насколько чисто я говорю на языке Гёте. Секундная расслабленность стоила всем пятерым жизни. На этот раз я действовал холодным оружием. Две секунды — и трое корчились на мостовой, держась за распоротое горло, одному я выпустил кишки, а ещё один получил удар точно в сердце и мгновенно упорхнул в Валгаллу. Добив четверых страдальцев, чтобы не мучились, я вытер лезвие о гимнастёрку ефрейтора.

И ведь почти не запыхался! Зато какой прилив адреналина, как в старые добрые времена. Понятно, война — это плохо, но в то же время она даёт шанс взбодриться, как никакое реалити-шоу будущего. И она, как лакмусовая бумажка, даёт возможность понять, ху из ху.

Удостоверившись, что все мертвы, я махнул рукой в сторону затаившихся в ночи партизан. Те оперативно подгребли и принялись сбивать засов с двери храма. Изнутри послышалось шевеление, чьи-то осторожные голоса. И в этот момент со стороны реки наконец бомбануло!

Взрыв был такой силы, что я невольно присел. Да и остальные в испуге замерли. Одно дело, когда ты ждёшь этого взрыва, и совсем другое — когда он гремит вот так, заставляя сердце испуганно уходить в пятки, а забитые крест-накрест досками стекла храма нервно вибрировать. И следом застрекотали далёкие выстрелы.

— Твою ж мать, мы же сверяли часы! — выругался Медведев. — Так, мужики, давайте шустрее, сейчас весь город на уши встанет.

Тут Королёву богатырским ударом удалось сбить навесной замок, дверь распахнулась, и внутрь церкви ударили два белых луча от электрических фонарей.

— Товарищи, давайте, быстро выходим и за нами! — обращаясь к отпрянувшим от двери арестантам, скомандовал полковник. — Скоро здесь будут немцы и полицаи. Все могут идти?

— Все, — послышалось изнутри. — Кроме одного, он у нас со сломанной ногой.

— Это наш пилот, — встрял я. — Товарищ Медынцев, пойдёмте, поможем ему.

Сивцев, увидев нас, чуть не прослезился.

— Ребята, думал, всё, хана мне, повесят, — дрожащим голосом признался он. — Спасибо вам!

— Потом будешь благодарить, Петрович, — оборвал его Медынцев.

— Ефим Николаевич, а почему вы в немецкой форме?

— Долго рассказывать… Что с Голдой Соломоновной?

— Здесь я, — послышался из темноты знакомый женский голос. — Могу сама идти.

— Отлично! Тогда двигаемся, а то и впрямь немцы объявятся.

В лагере мы оказались под утро. Наше движение сдерживали женщины и одноногий Сивцев, которого мы с Медынцевым стоически тащили на себе всю дорогу. Он висел между нами, изредка отталкиваясь от земли здоровой ногой, и всю дорогу неустанно благодарил за его спасение. Особенно тяжко пришлось на болотистом участке. Но и его мы форсировали.

В лагере нас встретили как героев. Варя хоть и не кинулась в мои объятия, но всем своим видом показывала, как она счастлива, что я вернулся живым и даже не раненым. А уж когда ей шепнули, что без моего участия такой итог операции вряд ли был бы возможен, она буквально расцвела.

Но ещё оставалась неясной судьба товарищей, которые устроили запоздалый взрыв. Они явились в лагерь через два часа после нашего возвращения. И, в отличие от нас, изрядно потрёпанные. А что хуже всего — с потерями. Погиб совсем молодой Костя Родионов.

— Не сумели мы вовремя заряд заложить, — понурив голову, тихо стал рассказывать командир группы Стас Лукьянчик. — Там немцы, будто что-то почуяв, усилили наблюдение за объектом. Костя рискнул пробраться под мост во время смены караула, привязал взрывчатку под опору и запалил шнур. Кинулся оттуда — а там немцы, чуть ли не навстречу. Увидели и открыли огонь…

— А вы что же? — глухо спросил Медведев под гробовое молчание обступивших партизан.

— А что мы?! — вскинулся Лукьянчик. — Отстреливались, да куда там! Нас пятеро, вернее, после гибели Кости уже четверо, а их десятка два. И это ещё на шум подмога не успела приехать.

— Ладно, — тяжело вздохнул после паузы полковник, — что сделано, то сделано. Кабы мы знали, что Коля и товарищ Сорокин так ловко разберутся с охраной у церкви, то и не стали бы устраивать отвлекающий манёвр. Сейчас отдыхайте, а насчёт тела Родионова попробуем выяснить, куда его немцы дели. Нужно похоронить бойца с соответствующими почестями.

Когда Медведев направился в свою палатку, я пристроился рядом и задал ему интересовавший меня вопрос:

— Дмитрий Николаевич!

— Что, товарищ Сорокин?

— Хотел спросить, куда Кузнецов пропал? Он же вроде должен был принимать участие в этой операции…

— А он и принимал, но как именно, этого вам знать не положено. У товарища Кузнецова своя задача, он обязан отчитываться только мне.

— А не боитесь,