— Думали об этом, поэтому наши люди от моста отходили в другую сторону, петляли, чтобы запутать возможных преследователей. А уж соваться в болота… Конечно, немцы могут найти проводника из местных и прочесать все окрестные леса. Но могут сначала дождаться приезда Коха, а он, по сведениям, добытым товарищем Кузнецовым, появится в Ровно не раньше сегодняшнего обеда. Наверное, всё равно придётся сниматься с насиженного места, менять дислокацию, но, пока вас не отправим, сделать этого не получится.

Будем надеяться, немцы в течение дня не найдут к нам дорогу. А сейчас отдыхайте, вы сегодня были молодцом, на вас я подпишу представление. А заодно и на Костю Родионова… посмертно. Информацию передадим по радиосвязи.

Может, нужно было вытянуться в струнку и заорать: «Служу Советскому Союзу!» — но что-то меня на это так и не сподвигло. Ограничился гражданским: «Спасибо».

— Но и укажу, что вы самовольничали, когда отправились следом за нами на ночную операцию, — добавил ложку дёгтя Медведев.

— Воля ваша, — притворно вздохнул я, разводя руки в стороны.

Что ж, самолёт должен прибыть в районе двух часов ночи, так что выдвигаться на просеку надо часов в десять вечера, учитывая носилки с Сивцевым. По идее, должны прийти с запасом и разжечь костры вдоль посадочной полосы. А до вечера весь день мы с Медынцевым будем предоставлены самим себе. Понятно, нужно вздремнуть после ночных приключений. Варя вон тоже с красными глазами, как, впрочем, и все, кто ходил в Ровно и кто оставался в лагере. Никто не спал, все волновались за исход операции. Так что сегодня всем даны сутки на отдых, кроме разве что поварихи и ошивавшемуся при кухне пожилому Кузьмичу — партизану из местных. В его обязанности входило помогать Зинаиде, особенно чистить картошку. Хотя картошка из-за дефицита шла только в первые блюда, а на второе была преимущественно каша.

Впрочем, к обеду все уже отоспались и принялись готовиться к эвакуации. Куда переезжает лагерь, никто пока не знал, за исключением самого Медведева и его зама Стехова. Эвакуация лагеря была назначена на завтрашнее утро, после того как проводят самолёт со мной, Медынцевым и Петровичем. Ну а я эти часы, избавившись от ненавистной, но оказавшейся полезной немецкой формы, старался провести рядом с Варей. Та, правда, взялась за стирку одежды вернувшихся из похода бойцов… и только потом мы с ней уединились.

Прогуливаясь по окрестностям лагеря, мы расположились на поваленном стволе дерева. Я взял её ладонь в свою, взглядом следя за ползущей по кленовому листу божьей коровкой.

— Вот, Варя, улетаю, и неизвестно, когда свидимся. Случайно повстречались, но воспоминания об этой встрече будут греть меня до тех пор, пока мы не увидимся с тобой снова.

— Я тоже буду скучать, Ефим. Эти несколько дней стали для меня настоящим подарком. — Варя, вздохнув, прижалась щекой к моему плечу.

Я скосил глаза: она смотрела куда-то далеко сквозь листву, в наше с ней будущее, и, похоже, представляла себе его донельзя светлым и счастливым.

— Как хорошо, что мы есть друг у друга, — прошептала она. — Обещай, что ты меня никогда и ни на кого не променяешь.

— Конечно, не променяю, глупенькая, — чмокнул я её в прикрытую косынкой макушку. — А в тебе я и так уверен, без всяких обещаний.

Мой взгляд переместился ниже. Видно, стирая бельё, Варя для удобства расстегнула кофточку на одну пуговку больше обычного, да так и ушла со мной в лес, и теперь я мог лицезреть верхнюю часть бюстгальтера, в котором прятались её небольшие аккуратные холмики. В Америке я бы первым делом повёз любимую по магазинам, понятно, не Вегаса, а хотя бы Лос-Анджелеса. И уж нижнего белья она накупила бы себе столько, сколько влезло бы в мой «Корд-810». Моя любимая должна выглядеть красиво, поэтому первую неделю мы только и делали бы, что раскатывали по бутикам и ювелирным магазинам… Хотя, учитывая комсомольское воспитание моей невесты, она вряд ли согласилась бы на такого рода излишества. У неё вон даже уши не проколоты, да и других украшений за время пребывания в Одессе я на ней не замечал. По-моему, Варя от их отсутствия нисколько и не страдала.

Оно и понятно, сравнивать-то не с чем. Она же по большому счёту и не видела красивой жизни. А вот если бы я повёл её на церемонию вручения премии киноакадемии, то тут невольно пришлось бы сначала отправляться за покупками, пусть даже и на один раз. Моя половинка выглядела бы лучше всех этих Вивьен Ли и Хеди Ламарр!

— Ефим, куда ты смотришь?! — притворно возмутилась Варя, проследив направление моего взгляда.

— Туда, куда смотрит каждый нормальный мужчина, — парировал я. — И поверь, здесь есть на что смотреть, даже несмотря на то, что твои прелести упрятаны в этот давно уже вышедший за границей из моды бюстгальтер. Если бы я знал, что встречу тебя, захватил бы столько барахла…

— А что сейчас носят в Америке?

О-о-о, кажется, в моей Варе пробуждается женщина! Не вытравила из неё всё-таки жизнь советской комсомолки тяги к прекрасному!

— Знаешь, я не такой специалист по женским тряпкам, но мы обязательно слетаем с тобой в Нью-Йорк, и я проведу тебя по лучшим магазинам, где ты купишь себе всё, на что упадёт твой взгляд. Поверь, шопинг…

— Что?

— Шопинг, от английского слова shop, магазин — любимое занятие состоятельных американок, которые покупают всё, что подвернётся под руку. Так вот, шопинг — на редкость увлекательное занятие. Думаю, ты этим не заразишься, но поверь, тебе будет приятно пройтись по крупнейшим торговым центрам большого американского города.

— А мне кажется, это скучно, — надула губки Варя.

Ну я в эти губки её и поцеловал. А на секунде пятнадцатой-двадцатой затяжного поцелуя моя правая рука скользнула к её левой груди, и даже сквозь плотную ткань бюстгальтера я почувствовал напрягшийся сосок. Варя чуть отстранилась, закусив нижнюю губу, строго посмотрела мне в глаза, но я выдержал этот взгляд, а тем временем и моя левая ладонь накрыла её правую грудь. И чёрт возьми, её веки дрогнули. Слушая учащённое дыхание своей возлюбленной, да и сам дыша, словно загнанный жеребец, я нежно положил её на траву и принялся лихорадочно расстегивать на блузке последние пуговицы. Косынку с головы она сдёрнула сама. Затем не без труда, на ощупь расстегнул бюстгальтер, отбросив эту ужасную тряпку в сторону, и принялся целовать и покусывать розовые соски, венчающие две налитые грудки, отчего по телу моей любимой пробегали волны дрожи.

Дальше была юбка, и вновь