там за приюты. Сомневаюсь, чтобы во всех них было плохо. Вот только как бы не было мне жаль мальца, а не до него сейчас. Да и взваливать на себя разборки в этом направлении, когда еще с текущим делом не разобрался, не хочется. Зная же товарища Сталина, стоит мне об этом заикнуться, тут же на меня и повесит и проверку приютов и выработку мер по улучшению жизни сирот.

На этом тема как-то сама собой сошла на нет.

Посещение побережья Украины стало последним пунктом в нашей командировке, и в начале ноября мы вернулись в Москву. Конечно, в будущем санатории одними побережьями Черного и Азовского морей не ограничиваются, но сейчас я посчитал, что и того, что мы уже с Кондрашевым объездили, и какую собрали информацию, достаточно. Общее представление об отдыхе наших и иностранных граждан есть, спектр услуг мы теперь знаем, качество обслуживания тоже, и уже можно делать обобщенные выводы.

Как и предполагал, иностранцев у нас чуть ли не «облизывали», а вот во многих санаториях к собственным гражданам относились или наплевательски или даже откровенно по-хамски. Не везде, но само такое отношение имело место быть. Когда я спрашивал, от чего же так, то обычно не получал ответа. Либо же мне говорили, что работа выполняется, а какое должно быть настроение при этом в инструкции не прописано. «Убила» меня фраза одной поварихи из санатория в Мариуполе:

— У нас равные права, в конституции написано, так с чего я должна перед всеми тут на цыпочках ходить? Пусть радуются, что вообще я им варю, а не сами себе готовят!

Вот тогда я и понял, что дело не в том, что начальство санаториев плохо организовало досуг граждан, хотя и это имеет место быть, а в психологии самих людей. Ведь подобное отношение я замечал и у продавцов в магазине, которые тоже относятся к сфере услуг. Такого понятия, как «клиент всегда прав» тут не было и в помине. «У нас равные права» — вот это было на первом месте. И угодить посетителям курорта, санатория, магазина (нужное подчеркнуть) для многих граждан было — «прогнуться перед равным». А за что тогда в гражданскую воевали? И ладно «прогнуться» перед начальником. Это просто и понятно. Перед иностранцем тоже почему-то не зазорно. А перед обычным работягой — уже «моветон-с», хоть работники санаториев и такого слова то не знали, но придерживались его неукоснительно.

Когда мы вернулись, было уже пятое ноября. Через день ожидался праздник и поэтому с подготовкой отчета я не стал торопиться. С Андреем договорились начать его писать уже после дня Великой Октябрьской Революции, а до этого момента просто отдохнуть.

Из родных особенно была рада моему возвращению Люда. Два месяца с лишним не виделись и успели друг по другу соскучиться. Животик у нее только начал округляться, но даже в обычном платье еще был незаметен. А вот страсти в ней накопилось много, что она мне и показала в первую же ночь. Я даже испугался, что мы можем родителей или Настю разбудить. Родители ладно, а вот показывать малолетней сестре, чем по ночам иногда занимаются взрослые, мне не хотелось. Снова вспомнилось мое желание отселиться в отдельную квартиру. Как бы еще это сделать. Кое-какие мысли у меня появились, но стоит их чуть получше обдумать, посмотреть, не противоречат ли они текущим законам и, если нет, будет у нас с Людой свое жилье!

Праздник прошел торжественно и весело. Сначала был парад и массовое шествие. Мы шли вместе с Говориными по Красной площади мимо Кремля. Я впервые смотрел на товарища Сталина из толпы и, если бы не знал, что он стоит на специальном балконе вместе с другими членами Политбюро, то мог бы и не узнать его. Издалека его фигура была маленькой, и спутать с кем-то похожим было довольно легко.

Неожиданно встретился с Борей там же на площади. Учитывая количество народа, это было настоящим чудом. Давно я друга не видел. Тут же договорились встретиться с ним — Борис хотел что-то обсудить по ракетам. Как я понял, им в КБ сказали, что допуск у меня есть и в случае каких-либо затруднений они могут обращаться ко мне напрямую. Что именно вызвало проблему, Боря не сказал, слишком было много вокруг людей, но судя по намекам — что-то у них не ладилось в конструкции. Уж не знаю, чем я смогу помочь, не иначе уповают на меня только из-за того, что я «автор» и инициатор их группы.

Друг пришел ко мне домой на следующий день.

— Привет, — скидывая пальто, сказал Борис. — Ты один?

— Нет, с женой, — ответил я, закрывая за ним дверь. — А что?

— Вопрос есть, без лишних ушей.

— Я мог бы и в ваше КБ подъехать.

— Не, — замотал тот головой. — Нам Александр Анатольевич сказал, чтобы мы тебя к себе не звали. Если возникают сложности и вопросы, на которые ты можешь ответить — я к тебе домой должен идти.

Я удивленно посмотрел на него, ожидая пояснений.

— Александр Анатольевич — это сотрудник военной контрразведки, — пояснил Борис. — После того случая, с покушением на тебя, было принято решение не «светить» твое участие в группе. А мы с тобой друзья и встреча на дому не вызовет ажиотажа. Мало ли о чем мы могли говорить. Пока что, официально, ты к группе больше никакого отношения не имеешь.

Ага. Вот оно как. Ну да, людей на постоянной основе ко мне приставлять для охраны видимо не стали. Убедились, что больше за мной никто не следит, и сняли «наружку». То-то никакой слежки я в поездке не замечал, не то что когда в отпуске был. Наверное еще и информацию о моем «отстранении от разработки» врагам слили, чтобы уж точно накладок не было. Ну, мне же лучше.

— Так что у тебя за вопрос? — спросил я, когда мы прошли в мою комнату и остались наедине.

— Ты же в курсе, что кроме нас ракетами занимается еще и Глушко? — я кивнул. — Так вот, он тоже перешел на жидкое топливо, хотя изначально у него двигатели были от электрической реакции. Но Глушко использует ядовитые и опасные вещества. У нас более безопасный бензин применяется. Однако дело даже не в этом. Ракетный двигатель мы создали и успешно испытали. Сейчас идет работа сразу в двух направлениях —