…

Я погибла, окончательно погибла.

Я думала найти в лесном доме пристанище, скрыться… и что же… Боже мой, боже мой, попала в «его» берлогу.

Каким адским торжеством сияли его красные глаза! Как зло он улыбался!

Теперь, чтобы прийти, он не нуждается в моем желании или вызове.

Здесь он дома. Только одна стена разделяет нас. И никому это не придет в голову.

Мне нет спасения, прощай, Карло, прощай, счастье, прощай, самая жизнь…

Время тянется бесконечно, он берет мою жизнь понемногу, он, как лакомка, растягивает свое удовольствие, а я должна жить не только этими ужасными ночами, но теперь даже днями.

Подумайте, между моей комнатой и той, где висит его ужасный портрет, или, вернее, «он» сам, есть потайная дверь, никто о ней не знает, кроме нас двоих!

И «он» входит всегда, когда вздумает!..

Конец мой близок, помолитесь обо мне. Скорее…

– Несчастная девушка, – прошептал Карл Иванович и замолк.

Наступила тишина.

В комнату быстро вошли Гарри, доктор Райт и управляющий Смит.

Смит был бледен, а Гарри страшно возбужден. Он опустился в кресло и быстро заговорил:

– Это черт знает что такое! Безобразие! Они, эти олухи, кричат, что я привез с собой смерть из Америки. Дураки, очень много я о них думаю!

Напасть на моего посланного! Избить его. Я найду на них управу. Идиоты! Мерзавцы!

– Успокойся, Гарри, и скажи нам путем, в чем дело, – сказал Джемс.

Выкрикнув еще несколько ругательств, Гарри вынул сигару и, закурив, сказал спокойнее:

– Смит, расскажите, как было дело.

– Сегодня утром, – начал Смит, – я и Миллер отправились по делам в город. Купив что надо и получив с почты посылки, Миллер поехал в тележке обратно, а я верхом заехал к помещику В. – у него продается лошадь, которую мистер Гарри желал приобрести. В. не было дома, и я поспешил догнать Миллера.

Представьте мое удивление да и негодование, когда я увидел, что тележка опрокинута, припасы и посылки разбиты и валяются в пыли на улице деревни, а Миллер, бледный, с окровавленным лицом, стоит, прислонившись к избе.

Вокруг озверевшая толпа: кричат, машут кулаками.

Конечно, я тотчас же бросился на помощь. Увидав меня, толпа окончательно пришла в бешенство.

«Вот он, вот он, еретик поганый, проклятый американец, это он со своим дьяволом, хозяином, привез к нам смерть! Убить его, убить!» – кричала толпа.

Все бросились на меня.

Но я огрел нагайкой передних, и они отступили. Взяв револьвер, я сказал:

«Кто двинется, тот будет убит! Клянусь вашим Богом».

Трусы отступили еще.

«Ну, теперь говорите, что вам надо. В чем дело, чем вы недовольны?

Разве деревня не процветает и не богатеет с тех пор, как мой господин поселился здесь? Разве он мало помогает вам? Поддерживает бедных и больных? Ну, говорите».

«Все это так, сударь, – ответил старый седой крестьянин, выходя вперед, – ваша правда, мы, с приездом вашего господина, забыли и думать о нужде.

Но вот беда, за эти три месяца у нас больше покойников, чем за весь прошлый год, и все молодые, и болезнь какая-то невиданная: сегодня здоров, завтра умер. Ребята и думают, что не ваш ли барин привез какое-то поветрие из-за моря. Говорят ведь, там и Бога нет, и живут люди не крещеные».

«Что вы, господа, – говорю я им, – да мы такие же христиане, как и вы; также молимся Пресвятой Деве, а смерть всякому назначена от Бога».

Немного затихли, – продолжал Смит, – стали шептаться, спорить.

Я тем временем посадил Миллера к себе на седло, на всякий случай.

Вдруг бежит баба, волосы косматые, платье ободрано, и кричит:

«Ратуйте, люди божьи, умерла моя девочка, черный черт ее задушил, сама видела, своими глазами видела. В бархате он весь, и навалился на ребенка, и давит, а как увидел меня, так и пустился бежать, да прямо к замку. Я хотела его схватить, так вишь, как меня отделал!»

Все это она кричала бессвязно, прерывая слезами и проклятиями.

Толпа вновь ринулась на меня, тут я счел за лучшее удирать. На счастье, подо мной был наш Павлин – в одну минуту он смял передних, задние отскочили, а он вынес нас с Миллером на дорогу.

Догнать его, конечно, никто не мог, и вот мы здесь. Ворота заперты, что прикажете делать дальше?

– Да я их деревню с землей сровняю: выдумать, что я привез на них смерть! – опять вскипел Гарри. – Сейчас же дайте знать полковнику и просите роту солдат, расходы все за мой счет.

Смит хотел удалиться.

– Постойте, Смит. Гарри, выслушай меня, или, вернее, нас, – сказал Джемс. – Мы все здесь свои, Смита я считаю за храброго и испытанного слугу, а потому хочу говорить и при нем. Это необходимо.

Да, Гарри, как это ни дико с первого взгляда, но деревня отчасти права, считая нас причиною ее несчастья, – продолжал Джемс.

– Что? Права в том, что мы привезли смерть? – спросил Гарри, выпучив глаза.

– Нет, не привезли, а, как бы выразиться, напустили смерть на ее жителей, – продолжал Джемс.

Гарри посмотрел на доктора, и тот ясно прочел вопрос: «Когда он сошел с ума?»

– Джемс здоров, он не сумасшедший, ты сейчас в этом убедишься, – ответил доктор.

Джемс от имени всех начал посвящать Гарри и Смита во все наблюдения, изыскания и, наконец, выводы.

Рассказано было видение Райта в Охотничьем доме; случай с Жоржем К., принятый доктором за лунатизм; появление голубой красавицы на балу и на озере.

Указаны освещающие дело места в письмах Карло и в дневниках учителя и Риты.

Сопоставлены детали, сопровождавшие смерть виконта Рено, корнета Визе и, наконец, Жоржа. К.

Наконец он признался в попытке уничтожить вампира и в спуске в новый склеп. В попытке, кончившейся так бесславно, потерпевшей полное фиаско.

Вначале Гарри недоверчиво улыбался, думая, что его мистифицируют, но чем дальше, тем становился серьезнее и только потирал лоб.

Когда Джемс кончил, Гарри вскочил и быстро прошелся несколько раз по комнате.

– Это черт знает что такое, какая-то сказка из «Тысячи и одной ночи»![114] – воскликнул он.

– А впрочем, друзья мои, в ваших словах есть много правды. Ура нашему Шерлоку Холмсу, – улыбнулся он в сторону Джемса. – Мне и самому уже не раз приходило в голову задуматься над загадочностью здешних событий, – продолжал Гарри. – Люди мрут как мухи, то и дело говорится о каких-то не то снах, не то видениях, пропавшая голубая красавица, розовая записка… а тут еще и собственные