Шрифт:
Закладка:
Я разработала очень большую программу. И она вошла в систему обучения для этих садиков – это три тысячи девочек – как приучать детей к такому виду гигиены.
Больные зубы стоят государству много денег. Каким образом? Ребенок плачет всю ночь, и что? Мама или папа утром идут на работу? Они ее пропускают. Потом, сколько стоит лечение зубов? Я не знаю, как в России, но в Израиле это дорого. Теперь это входит в программу медицинского страхования, до восемнадцати лет все стоматологические процедуры проводятся бесплатно. Но государство несет расходы. Зубная боль – самая дорогая. Она продолжается много дней, и ей подвержена масса людей.
– Что это за процедуры, которые проводят детям по государственной страховке?
– Когда заместителем министра здравоохранения был раввин, рав Лицман, он видел, какие огромные суммы денег вынуждены платить стоматологам семьи, у которых нет финансовой возможности, небогатые семьи. И он внес в кнессет законопроект о том, что все стоматологические процедуры для детей до восемнадцати лет будет оплачивать государство.
Но все это началось с моего проекта. Когда рав Лицман узнал о нашей деятельности, он побудил кнессет принять такой закон. Так что мой вклад в законодательство Израиля о здравоохранении весьма существенный. Не только мой, конечно, это был проект группы, но я собрала вместе профессиональных людей и профессиональные организации. Очень хороший проект, мы же недаром получили за него приз. Был разработан образовательный продукт для детей и для родителей. Кстати, если у вас нет разрешения на создание подобных проектов, вы не можете прийти ни в какой детский сад, чтобы делать там свои проекты. А мы получили такое разрешение на самом высоком уровне.
Я считаю это важным проектом еще и потому, что родители тоже ничего не знают про зубы. Они знают: если у ребенка болит зуб, надо идти к врачу. А почему он болит, а может быть, не должен болеть? А может быть, врач должен прийти к ребенку, а не ребенок – к врачу?
У меня все проекты были связаны с демографией. Потом мы собирались распространить наш проект на бедуинов. У бедуинов, которые живут в пустыне, нет зубных щеток и зубной пасты. У них очень плохо соблюдается гигиена, рано выпадают зубы, и вообще все эти проблемы. И наш проект должен был войти в программу для их садиков, для маленьких детей от трех до пяти лет.
ЧАСТЬ 3. ВЕРИТЬ В ЧУДЕСА
Глава 13. Притяжение крайностей
Без мудрости вся любовь становится пустой оболочкой.
С мудростью – настоящая любовь создает вокруг себя
свою собственную волшебную семью:
безопасность, умиротворение, счастье.
Мудрость раввина Нахмана
из «Воспоминаний великого человека»
Тель-Авив, 10 октября 1986 года
Крайности сходятся – Le sextrêmes se touchent. Вы меня спрашивали: «А как это вышло? А почему вы вместе? А что ты хочешь от него? А что ты хочешь от себя?» Понимаете, я хотела это выразить, ответить на ваши вопросы.
Что нас притягивало одного к другому? – то, что мы такие разные. Иногда эта разность, контрастность отталкивает. Вот перед вами другой человек, что вы имеете с ним общего? Но иногда это очень притягивает. Плюс и минус притягиваются, а плюс и плюс будут отталкиваться. Это так? Это так. Не хочу сказать, что плюс хороший, а минус плохой, нет, но они разные. Если бы они были одинаковые, было бы «я лучше тебя». Я вам рассказывала, насколько мы из разных – не стран – мы из разных миров. Ленинград, Вроцлав, моя школа, мои знания, химия, я никогда не видела никаких раввинов, у нас не было никого вокруг из той среды, в которой вырос Эрнест. Польские евреи моего поколения считаются вторым поколением после Холокоста. Те, кто родился в 1946-м, в 1947 году, после войны, мы – это поколение. И нас так воспитывали, что мы вообще были не связаны с тем, что было когда-то в прошлом, потому что у нас не было никакого прошлого, что за прошлое? У большинства не было никакой семьи, бабушек, дедушек, родственников, никого не осталось. И нам создавали новую концепцию жизни. Коммунистическую концепцию жизни – Польша существовала в согласии с коммунистической идеологией. И поэтому я говорю, что польские евреи прошли Холокост два раза: один раз был физический, когда их истребляли в этих komorach газовых… это длилось шесть лет, с 1939 по 1945 год. Но второй Холокост – духовный, – коммунизм. Коммунизм – это религия. Это было с 1945 по 1968-й… Двадцать три года. Нам нельзя было знать – никто не знал – откуда его родители, кто были его бабушка и дедушка. Мы не знали, нам не хотели говорить. Какие там были хасиды? Я вообще не знала такого слова, «хасиды». Но, понимаете, когда у вас нет корней… ну, как можно расти в воздухе? Нельзя. И человек – как дерево, он должен иметь свою почву, на которой он растет и развивается. У Эрнеста не было таких вопросов. Он мог пойти на кладбище в Вене и показать: вот тут мои предки, семь поколений до меня. Это были большие венские еврейские рода, фамилии, из поколения в поколение они все знали. А мы ничего не знали. Школа, университет, потом я поехала в Израиль. Что это говорит обо мне? Ничего. Так и все мои друзья, не то что я такая особенная. Двадцать тысяч таких евреев было, как я, которым ничего не хотели рассказывать. Откуда вы, почему вы, зачем вы? Так что это еще одно из наших различий с Эрнестом. Но этих разностей там, знаете, безгранично. Так что да, можно сказать, что, поскольку мы такие разные, мы притягивались друг к другу, абсолютно, да.
Ортодоксальный – это греческое слово: «орто» и «докса». «Орто» – прямой. «Докса» – это что-то не превосходное, но замечательное. Значит, ортодоксальный – это тот, кто идет напрямую, такой еврей, знаете, который выполняет все правила, живет по правилам, как еврей, – правоверный еврей. Есть несколько слов, которые вошли в иврит из греческого языка. Например, «синагога». «Синагога» – это тоже греческое слово. Не иврит. Синагога – место, где собираются вместе.
Хасиды – с Западной Украины, это течение там родилось, и они туда
